Эрагон. Вилка, ведьма и дракон

Илгра горестно склонила голову, скорбя об их гибели. Надеялась, что их духи рано или поздно найдут дорогу к загробной жизни.

Убитые горем, остатки боевого отряда в темноте, под проливным дождем двинулись в обратный путь. Вернувшись в жилище Зжара, Арвог подробно рассказал сородичам о неудачном походе, и херндал решили: они не станут больше тревожить Вермунда Лютого, пока не родится более успешный замысел того, как избавиться от хитрого старого змея.

Илгре не понравилось это решение, но поскольку ничего другого предложить она не могла, то держала язык за зубами.

Самая старая из херндал, Эльга Девять Пальцев, сказала:

– Нам еще повезло, что Вермунд не разозлился и не спустился сюда к нам. Но успокаиваться рано. У драконов долгая память и нескорое прощение. Это всем известно.

И племя согласилось.

Еще позже, сидя с матерью с сестрой, Илгра передала им рог, срезанный с отцовской головы. Она, как старшая наследница, имела полное право оставить этот рог себе, и потому Ихана коснулась его и сказала:

– Я рада, что ты сделала так.

И Илгра увидела у нее в глазах слезы и поняла всю глубину горя сестры, и было оно не меньшим, чем ее собственное.

* * *

Дни шли за днями. Рогатые, как могли, старались не обращать внимания на дракона, угнездившегося на вершине Кулкараса. Они выслеживали и ловили скот, выживший после нападения. Спасали семена и припасы, какие могли. И один за другим те из скгаро, чьи жилища сохранились настолько, чтобы хоть как-то укрывать от непогоды, возвращались в деревню.

Отец Илгры был хорошим охотником и сказителем правды среди Избранных – весьма высокое положение. После его гибели и разрушения жилища Илгре с семьей ничего не оставалось, кроме как переселиться в жилище Баржки – брата матери, весьма схожего с ней видом и характером.

Илгру уязвляло, что они вынуждены зависеть от щедрот Баржки. Но делать было нечего, а иначе им пришлось бы поселиться у Зжара, от которого всегда воняло рыбой.

Вечерами, когда дела заканчивались, Илгра шла с отцовским рогом к ручью и погружала его в быстрый поток. Когда костный мозг размягчился, она выскребла его и долго скоблила рог изнутри горячими камнями, пока он не стал тонким и гладким, как скорлупа. Тогда она дала рогу имя Дарвек, сделала мундштук из толстой медвежьей кости, нацарапала на раструбе извилистый узор семейной истории и напоследок обвязала кожаной тесьмой.

Когда работа была закончена, сердце Илгры наполнилось ожиданием чуда. Она поднесла мундштук к губам и подула что было сил. Рог бронзово загудел, громко и утробно, предостерегая всех, кто осмелится выступить против нее. В этом звуке Илгра услышала эхо отцовского голоса, и на глаза ее навернулись слезы печальной радости.

Через две недели после кровавого налета Вермунда в деревню с юга пришел странствующий шаман. Он был низкоросл, но широк и крепок, а рога над ушами закручивались дважды. Звали его Улкро, и у него был посох, испещренный рунами и с одним-единственным сапфиром, крупным, как большой палец, в гнезде узловатой древесины. Он объявил, что слышал о Вермунде и что только он, Улкро, способен убить дракона.

Илгра слушала его с сожалением: именно она, и никто другой, должна убить Вермунда Лютого. Но мысль эта была самолюбивая, и она не стала ее высказывать. Шаман ее напугал – провел своим посохом сквозь огонь в очаге и заставил пламя плясать по команде. Илгра не понимала магии. Она верила только в кости и мускулы, а не в слова и зелья.

Наутро Улкро вызвался подняться на Кулкарас и сразиться с драконом. Проводить его вышло все племя – безмолвные, с суровыми глазами и лицами, с которых печаль стерла последние следы радости и надежды. Зато Улкро в ответ на их молчание сыпал шутками, язвил, показывал магические фокусы. В довершение он выпустил из своего посоха огненную молнию, она ударила в молодое деревце, расщепила его и повалила наземь. После этого Рогатые наконец нарушили молчание и в полный голос разразились боевым кличем. Шаман удалился.

Вечером, когда солнце опустилось к горным вершинам и долину укутали фиолетовые тени, Илгра услышала рев древнего змея. Ее обуял страх, и она выскочила во двор, а за ней и семейство. Все племя скгаро тоже высыпало из жилищ.

Высоко над Кулкарасом исполинский дракон распростер угольно-черные крылья и поднялся на дыбы на фоне янтарного неба. Голова его была увенчана вспышками света, из пасти вырывался огонь, и весь он трепетал, словно боевое знамя на жестоком ветру. Вокруг змея сгрудились тени, до предела неестественные, со склонов Кулкараса срывались каменные плиты, падали и разбивались, сшибая деревья.

Что бы ни говорили о шамане Улкро, он не был ни трусом, ни слабаком и хорошо владел магией. Битва разгорелась жестокая и свирепая. Потом среди деревьев прозвучал тоскливый клич птицы смерти, и над Кулкарасом вспыхнул багровый свет; яркий, как маяк, он пронзил сгущавшиеся облака и разбился о небо, а через мгновение погас. Вермунд испустил победный рев, а потом все стихло. Совсем стихло.