Эрагон. Возвращение

Имиладрис встала, выпрямилась во весь рост, высокая и потрясающе красивая в своей алой тунике, и хлопнула в ладоши. Откуда-то сверху на королевский трон и на всех присутствующих посыпался настоящий дождь из цветов лилий и роз, падавших, точно крупные снежные хлопья, и наполнявших воздух дивным ароматом.

«А ведь она даже не прибегла к древнему языку!» — подумал Эрагон и заметил, что королева, воспользовавшись всеобщим приятным замешательством, нежно коснулась плеча Арьи и еле слышно прошептала:

— На твою долю никогда бы не выпало столько страданий, если бы ты послушалась моего совета. Я была права, когда протестовала против твоего решения принять иавё.

— Я имела полное право самостоятельно принять это решение.

Королева помолчала, потом кивнула и протянула руку.

— Идём, Благден.

Прошелестев крыльями, ворон перелетел со своего насеста на левое плечо королевы. Все присутствующие склонились в поклоне, когда она прошествовала через весь зал к уже распахнутым дверям, за которыми её ждали сотни эльфов. Она сказала им несколько слов на древнем языке, но Эрагон ничего не понял, а эльфы радостно закричали в ответ.

— Что она им сказала? — шёпотом спросил Эрагон у Нари.

Тот улыбнулся:

— Она велела открыть бочки с самым лучшим нашим вином и разжечь костры для приготовления пищи, ибо сегодня ночью мы будем пировать и петь. Идём!

Нари, схватив Эрагона за руку, потянул его вслед за королевой и её свитой, уже удалявшейся меж мохнатых сосен и прохладных папоротников. Оказалось, что, пока они беседовали в тронном зале, солнце почти село, и весь лес был пронизан его янтарными лучами; травы и стволы деревьев сияли так, словно их покрыли каким-то золотистым маслом.

«Ты ведь понимаешь, не правда ли, — услышал Эрагон голос Сапфиры, — что король Эвандар, о котором упоминал Лифаэн, это, должно быть, отец Арьи?»

Эрагон споткнулся и чуть не упал.

«Ты права… — сказал он. — И это значит, что его убил то ли сам Гальбаторикс, то ли Проклятые».

«Ну да, преступления Гальбаторикса — как круги на воде».

Процессия остановилась на вершине небольшого холма; эльфы уже установили там длинный стол на козлах и расставляли вокруг него стулья. Весь лес кипел бурной деятельностью. В преддверии вечера по всей Эллесмере вспыхнули весёлые огоньки, а неподалёку от пиршественного стола запылал огромный костёр.

Кто-то передал Эрагону кубок из того же странного дерева, на которое он обратил внимание ещё в Керисе. Он залпом выпил прозрачное питьё и задохнулся: горячий напиток обжёг ему горло. «Больше всего это похоже на сидр с мёдом, — решил Эрагон, — только странно — отчего это у меня стали так чесаться кончики пальцев и уши? И зрение словно каким-то чудесным образом прояснилось?»

— Что это за напиток? — спросил он у Нари.

— Это фёльнирв! — рассмеялся тот. — Мы делаем его из очищенного сока бузины и лунных лучей. При необходимости сильный человек может целых три дня странствовать, питаясь лишь этим напитком.

«Сапфира, тебе необходимо его попробовать!»

Дракониха понюхала питьё, открыла пасть, и Эрагон вылил туда из своего кубка остаток фёльнирва. Глаза Сафпиры вдруг расширились, она завиляла хвостом и заявила:

«Вот это да! А больше у тебя нет?»

Ответить Эрагон не успел: к ним, топая, подошёл Орик и проворчал, качая головой:

— Дочь королевы! Хотел бы я прямо сейчас сообщить об этом Хротгару и Насуаде! Клянусь, им было бы о-о-очень интересно!

Королева Имиладрис, усевшись в кресло с высокой спинкой, снова хлопнула в ладоши, и откуда-то появилось четверо эльфов, нёсших музыкальные инструменты — две арфы из вишнёвого дерева и набор тростниковых свирелей; четвёртый же — вернее, четвёртая, — не несла ничего, ибо это была певица, и она незамедлительно воспользовалась своим дивным голосом.

В её весёлой песенке Эрагон понимал примерно каждое третье слово, но и этого оказалось достаточно, чтобы заставить его улыбаться. В песенке говорилось об олене, который никак не мог напиться из озера, потому что сорока все время дразнила и отвлекала его.

Вдруг взгляд Эрагона упал на маленькую девочку, притулившуюся за спиной у королевы. Присмотревшись, он, однако, понял, что это совсем не девочка: её спутанные волосы были не серебристыми, как у многих эльфов, а совершенно седыми, выцветшими от времени; лицо ссохлось и покрылось морщинами, напоминая сушёное яблочко. Он не мог бы назвать это существо ни эльфом, ни гномом, ни человеком. Когда «девочка» поглядела на него и улыбнулась, он, к своему ужасу, заметил у неё во рту ряды острых хищных зубов.

Певица умолкла, и паузу тут же заполнили арфы и свирели. К Эрагону то и дело подходили эльфы, желавшие лично его поприветствовать, а также — и он чувствовал, что это для них гораздо важнее, — поздороваться с Сапфирой.