Эрагон. Возвращение

Утром, проснувшись после своей пылкой речи, Роран увидел в окно вереницу людей, направлявшихся из Карвахолла к водопадам Игвальды. Зевая и прихрамывая, он спустился вниз, на кухню, и увидел Хорста, который в одиночестве сидел за столом над кружкой с элем.

Поздоровавшись с ним, Роран взял кусок хлеба и тоже присел к столу. Заметив покрасневшие глаза Хорста и его нечёсаную бороду, он догадался, что кузнец не спал всю ночь, и спросил:

— Ты не знаешь, почему столько людей в горы отправились?

— Надо же им с родными посоветоваться! — почти сердито ответил Хорст. — Многие ещё на рассвете в Спайн ушли. — Он с грохотом поставил кружку на стол. — Ты даже не представляешь, Роран, что ты натворил своим предложением бежать отсюда! Вся деревня на ушах стоит. Многие тебя уже попросту возненавидели за то, что ты людей своими идеями в угол загнал, а выход предложил один-единственный — который тебе самому по нраву. Ну и, конечно, за то ещё, что ты на Карвахолл такую беду навлёк.

Хлеб, который с таким удовольствием ел Роран, сразу приобрёл вкус пыли; в душе вновь вспыхнули обида и возмущение: «Это ведь Эрагон притащил сюда тот камень, а вовсе не я!»

— А ещё что в деревне говорят? — спросил он. Хорст отхлебнул эля и поморщился:

— А остальные за тобой в огонь и в воду готовы пойти! Вот уж никогда не думал, что сыну Гэрроу удастся до такой степени воспламенить моё сердце своими речами! Но тебе это удалось, мальчик. Ей-богу, удалось! — И Хорст хлопнул себя по макушке узловатой ручищей. — Вот только как же дом мой и кузня? Я ведь его для Илейн и сыновей целых семь лет строил! Вон, видишь, балка над дверью? Я три пальца на ноге сломал, когда её туда втаскивал. А теперь, понимаешь ли, я собираюсь все это бросить — из-за того, что ты вчера сказал!

Хорст сокрушённо развёл руками, а Роран молчал. А что он мог сказать? Ведь именно этого он и хотел. Единственно правильное решение — это всем уйти из Карвахолла, а поскольку сам он это решение давно уже принял, то не видел причин теперь мучить себя угрызениями совести и чувством вины. «Да, решение принято, — думал он. — Теперь будь что будет — я на судьбу жаловаться не стану. Иного способа спастись от мести Империи у нас все равно нет».

— Но ты должен помнить, — сказал Хорст и наклонился к нему, опираясь о столешницу и сверля его своими чёрными глазами из-под кустистых бровей, — что тебе придётся платить по счетам, если действительность окажется совсем не такой красивой, как те радужные планы, которые ты вчера перед людьми излагал. Дать людям надежду, а потом отнять её… Да они тебя на клочки разорвут!

Но это почему-то Рорана совершенно не тревожило. «Если мы доберёмся до Сурды, — думал он, — мятежники будут нас приветствовать, как героев. Ну, а если не доберёмся, так смерть все долги спишет». И, поскольку кузнец больше не прибавил ни слова, Роран спросил:

— А Илейн где?

Хорст нахмурился; видимо, пока менять тему разговора ему не хотелось.

— Да на дворе, где ж ей быть. — Он встал и оправил рубаху на могучих плечах. — Ладно, пойду на кузню. Надо все разобрать, решить, какие инструменты с собой взять, а какие спрятать или уничтожить. Но уж Империя-то у меня точно ничем поживиться не сможет!

— Я тебе помогу, — сказал Роран, с готовностью вскакивая из-за стола.

— Нет, — решительно остановил его Хорст. — Пусть мне мои сыновья помогут — Олбрих и Балдор. В этой кузнице — вся моя жизнь, да и их тоже. К тому же от тебя и толку-то не будет с такой рукой. Оставайся-ка лучше здесь. Может, Илейн чем пособить сумеешь.

Хорст ушёл, а Роран, выглянув на крыльцо, увидел, что Илейн о чем-то оживлённо беседует с Гертрудой возле огромной поленницы дров, которую Хорст пополнял круглый год. Заметив Рорана, целительница подошла к нему, потрогала ладонью лоб и удовлетворённо отметила:

— Вот и хорошо! А я боялась, что тебя после вчерашнего лихорадка свалит. У вас в семье всегда все быстро выздоравливали. Я ведь просто глазам не поверила, когда Эрагон встал и пошёл, хотя у него на ногах места живого не было. Всю кожу дочиста содрал. — Роран вздрогнул, но Гертруда, похоже, этого не заметила. — Давай-ка посмотрим, как там твоё плечо.

Роран нагнул голову, и Гертруда сняла с него шарф, поддерживавший его уложенную в лубки правую руку. Он осторожно опустил руку и постарался держать её прямо. Гертруда осторожно сунула пальцы под повязку, ощупала руку и сокрушённо покачала головой.

От раны исходил отвратительный запах гниения. Роран стиснул зубы, его подташнивало. Гертруда сняла повязку и лубки, и оказалось, что кожа вокруг раны стала белой, пористой и сильно распухла, напоминая спину огромной личинки. Рану ему зашили, пока он был без сознания, и на её месте был лишь извилистый розовый шрам с корочкой запёкшейся крови, но из-за сильной опухоли кручёная нить глубоко врезалась в плоть, а из-под кровавой корки сочилась какая-то прозрачная жидкость.

Гертруда только языком цокала, изучая рану. Она сменила бинты и, глядя Рорану прямо в глаза, сказала: