Эрагон. Возвращение

— Вот и призови его с помощью искусства грамари. Назови его имя и то, почему ты вынужден призвать его, используя самый могущественный из всех языков, и он придёт тебе на помощь.

Магия звучала, казалось, в каждом звуке голоса Эрагона, когда он громко призывал Фолквира, посылая свою мольбу через лесистые холмы, отделявшие их от Эллесмеры, и вкладывая в неё весь пыл своих чувств и всю ту силу, которой он теперь владел.

— Хорошо, хорошо, — удовлетворённо кивал Оромис.

Через двенадцать минут Фолквир, точно серебристый призрак, мелькнул среди деревьев, встряхивая гривой и похрапывая от нетерпения. Бока жеребца ходили ходуном после бешеной скачки.

Уже забросив ногу и вскочив на спину жеребца, Эрагон сказал:

— Я вернусь, как только смогу.

— Не торопись, делай все, что сочтёшь нужным, — успокоил его Оромис.

Затем Эрагон коснулся пятками боков Фолквира и крикнул:

— Беги, Фолквир! Беги!

Конь прыгнул вперёд и устремился в чащу, с удивительной ловкостью прокладывая себе путь среди сучковатых старых сосен. Эрагон направлял его, пользуясь мысленной связью с Сапфирой.

Не имея перед собой ни тропы, ни следа, в таком густом подлеске обычная лошадь, вроде Сноуфайра, скакала бы до Камня Разбитых Яиц часа три-четыре. Фолквир умудрился проделать этот путь всего за час.

У подножия базальтового монолита, на добрые сто футов вздымавшегося над лесом зеленоватым столбом невероятной толщины, Эрагон прошептал:

— Стой! — и соскользнул с коня. Сапфира была на далёкой вершине Камня. Эрагон обошёл монолит вокруг, пытаясь отыскать хоть какую-то возможность взобраться на вершину, но, увы: исхлёстанная всеми ветрами махина казалась совершенно неприступной. В ней не было ни трещин, ни выбоин, ни каких-либо иных дефектов — во всяком случае, в пределах видимости, — которые он мог бы использовать. Вот досада!

— Ты оставайся здесь, — сказал он Фолквиру. Конь посмотрел на него своими умными глазами. — Если хочешь, пасись, но только оставайся здесь, хорошо? —

Фолквир склонил голову и своими бархатными губами ласково пощипал руку Эрагона. — Да, правильно, умница! Ты просто умница, Фолквир!

Затем, упёршись взглядом в вершину монолита, Эрагон собрал все свои силы и сказал на древнем языке: «Вверх!»

Только потом он понял, что, не имей он привычки летать с Сапфирой, этот эксперимент мог бы оказаться достаточно неприятным, ибо от неожиданности он мог утратить контроль над чарами и попросту разбиться насмерть. Земля вдруг унеслась у него из-под ног, а стволы деревьев словно сдвинулись, когда он взмыл сквозь густой зелёный полог леса к быстро темневшему вечернему небу. Ветви сосен, точно жадные костлявые пальцы, царапали ему лицо, пытались схватить за плечи, а он упорно пробивался к вершине скалы, на открытое пространство. Но, в отличие от ощущения полной невесомости, которое ему довелось испытать как-то во время одной из сложных воздушных фигур Сапфиры, он все время чувствовал собственный вес, словно ноги его так и остались стоять внизу, на траве.

Поднявшись над краем Камня, Эрагон усилием воли продвинулся чуть вперёд и прекратил магическое воздействие, упав на поросшую мохом поверхность монолита. От усталости руки и ноги у него были как ватные; он насторожённо ждал, не возникнет ли знакомая боль в спине, и вздохнул с облегчением, когда боль так и не появилась.

Вершина монолита была похожа на крепостной двор, окружённый зубчатыми сторожевыми башнями и разделённый глубокими и широкими рвами. Во рвах росли немногочисленные крохотные цветочки. В толстенных стенах «башен» виднелись чёрные провалы пещер. Некоторые пещеры были естественного происхождения, другие сделаны драконами, крушившими твёрдый базальт своими острыми когтями, точно песок. Пол в пещерах покрывал толстый слой старых костей, уже поросших лишайниками, — следами давнишних охот и пиршеств. Теперь здесь гнездились птицы — ястребы, коршуны, орлы; они внимательно следили за Эрагоном, сидя на выступах и камнях различной высоты, готовые в любой момент броситься на него, если почувствуют угрозу своему потомству.

Эрагон осторожно пробирался по лабиринту пещер, стараясь не вывихнуть колено или лодыжку и постоянно глядя под ноги. В монолите было полно незаметных и очень глубоких трещин; упасть в такую было бы равносильно смерти. Несколько раз ему пришлось взбираться на довольно высокие скалы; два раза он даже прибегнул к магии, чтобы по воздуху преодолеть нагромождение камней на своём пути.

Признаки того, что некогда здесь обитали драконы, были видны повсюду — глубокие царапины в базальте, лужицы расплавленных камней, множество померкших обесцвеченных чешуи, застрявших в трещинах, окаменевшие кучи помёта. Он даже наступил на что-то острое и нагнулся, чтобы посмотреть, что это такое; оказалось, кусочек зеленой скорлупы от драконьего яйца.