— Вот именно! — Эрагон снова посерьёзнел. — Скажи, ты действительно собираешься вскоре напасть на Гальбаторикса? Ты ведь сама только что сказала, что вардены ослаблены. Мне кажется, сейчас это было бы довольно опрометчиво. Если мы немного подождём…
— Если мы немного подождём, — резко оборвала она его, — то Гальбаторикс снова соберётся с силами, а может, станет и ещё сильнее. Ведь только сейчас — впервые с тех пор, как был убит Морзан, — у нас появилась хоть какая-то надежда застигнуть его врасплох! Он никак не думал, что нам удастся разгромить его армию ургалов — что нам удалось только благодаря вам с Сапфирой! — и он не подготовил Империю к возможному вторжению неприятеля.
«Вторжение, ха! — услышал Эрагон насмешливый голос Сапфиры. — Интересно, как она собирается убить Гальбаторикса, когда он вылетит на своём драконе и с помощью магии попросту сотрёт войско варденов с лица земли?»
Эрагон пересказал Насуаде сомнения Сапфиры.
— Судя по тому, что нам сейчас о нем известно, — возразила Насуада, — он не станет сражаться до тех пор, пока сам Урубаен не окажется под угрозой. Пока мы не подберёмся к логову Гальбаторикса, он, по-моему, и пальцем не пошевелит, даже если мы уничтожим половину его Империи. Да и с какой стати ему беспокоиться? К тому времени, как нам удастся до него добраться — если вообще удастся, конечно, — наши войска будут настолько обескровлены, что он с лёгкостью нас уничтожит.
— Но ты так и не ответила на вопрос Сапфиры! — запротестовал Эрагон.
— А я и не могу пока на него ответить. Эта военная операция требует длительной подготовки. Возможно, ты сам в итоге обретёшь достаточно сил, чтобы победить Гальбаторикса; возможно, к нам присоединятся эльфы… Между прочим, их маги — самые могущественные в Алагейзии! Неважно, что именно произойдёт впоследствии, но сейчас мы не имеем права откладывать начало решительных действий. Мы должны вступить в эту рискованную игру и попытаться сделать то, чего от нас никто не ожидает: выиграть! Слишком долго вардены оставались в тени; пора либо бросить вызов Гальбаториксу, либо покорно склонить перед ним голову.
Грандиозность предлагаемых Насуадой планов встревожила Эрагона. Эти планы таили слишком много риска и неведомых опасностей и казались ему почти безрассудством. И все же решающее слово в данном случае оставалось не за ним. И он не собирался оспаривать принятое Насуадой решение.
«Пока что нам придётся довериться ей», — мысленно сказал он Сапфире.
— А как же ты, Насуада? — спросил Эрагон. — Будешь ли ты в безопасности, когда нас здесь не будет? Я должен об этом думать, ибо теперь в мои обязанности входит и забота о том, чтобы в ближайшее время нам не пришлось хоронить и тебя.
Она слегка напряглась, потом небрежно махнула рукой и сказала спокойно:
— Не стоит за меня бояться. Я хорошо защищена. — Она помолчала, глядя в пол, и призналась: — Знаешь, одна из причин моего желания отправиться в Сурду в том, что Оррин давно меня знает, а потому обеспечит мою защиту. Я и правда не смогу спокойно дожидаться здесь вас с Арьей, пока ещё в силе Совет Старейшин. Они ни за что не признают моей власти, если только я не докажу им, что вардены подчиняются не им, а именно мне!
И Насуада, точно в поисках источника некоей внутренней силы, углубилась в себя, сразу став далёкой и неприступной. Затем, расправив плечи и гордо подняв подбородок, она сказала Эрагону:
— А теперь ступайте. Готовь своего коня, Эрагон, и собирайся в дорогу. На заре вы должны быть у северных ворот.
Эрагон почтительно поклонился ей и вместе с Сапфирой покинул кабинет юной предводительницы варденов.
После обеда Эрагон и Сапфира решили в последний раз полетать над городом-горой. Вылетев из Тронжхайма, они долго парили над городом, затем покружили над Фартхен Дуром, заходя с разных сторон и оставляя за собой длинный белый след пара из ноздрей Сапфиры. Оказалось, что ещё довольно светло, хотя внутри горы уже почти наступила ночь.
Эрагон откинул назад голову, с наслаждением подставляя лицо свежему ветру. Он соскучился по ветру, который шуршит в траве и приносит дождевые облака, делая все на земле свежим и немного взъерошенным, точно после купания. Он соскучился даже по бурям и грозам, да и по деревьям он тоже соскучился. Фартхен Дур, думал он, место совершенно невероятное, но там нет ни растений, ни животных — точно в той прекрасной каменной гробнице, где покоится Аджихад.
Сапфира была полностью с ним согласна. «Гномы, похоже, думают, что самоцветы заменяют цветы!» — фыркнула она и надолго умолкла. Лишь когда стало совсем темно, она сказала:
«Поздно уже. Пора возвращаться».
«Хорошо», — согласился Эрагон; он уже почти ничего не видел вокруг.
Сапфира поплыла к земле большими ленивыми кругами, опускаясь все ниже и ниже. Тронжхайм сиял, точно маяк, в самом сердце огромной горы, хотя они были ещё довольно далеко оттуда. Вдруг Сапфира мотнула головой и сказала:
«Смотри!»
Эрагон попытался проследить за её взглядом, но видел перед собой лишь серую мглу.
«Что там?» — спросил он.