Эрагон. Возвращение

Вернувшись, он определил местонахождение Сапфиры, опоясался мечом и направился туда, где находилась дракониха, — за берёзовую рощу, вытянувшуюся вдоль берега Аз Рагни. Пробираться пришлось сквозь густой подлесок, и вскоре он вымок до нитки. За рощей он увидел округлый холм, на вершине которого точно две старинные статуи стояли Сапфира и Арья, глядя, как по небу разливается сияющее зарево зари, окрашивая в золотисто-розовые тона серые просторы равнины.

Эрагон вспомнил вдруг, как Сапфира наблюдала за восходом солнца с изголовья его кровати: она тогда всего несколько дней, как проклюнулась из яйца. Сейчас же она была просто великолепна — со своими ясными жестокими глазами ястреба, прячущимися под шипастыми надбровными выступами, с гордо и хищно изогнутой шеей, с той явственной силой, что сквозила в каждой линии её тела, настоящая охотница, в полной мере наделённая той дикой и свирепой красотой, которая этому понятию соответствует. Резковатые черты Арьи и её грациозность пантеры идеально соответствовали облику стоявшей рядом с ней драконихи. Они удивительно подходили друг другу сейчас, залитые первыми лучами восходящего солнца.

Восхищение и ужас охватили Эрагона при виде этой картины. Неужели это его мир, мир Всадника? Неужели именно ему одному из всей Алагейзии выпало такое счастье? Чудо происходящего было столь велико, что у него невольно выступили на глазах слезы, а губы сами собой расползлись в улыбке. Все сомнения и страхи вмиг рассеялись в его душе.

Все ещё улыбаясь, он поднялся на холм и встал рядом с Сапфирой, любуясь наступлением нового дня.

Арья посмотрела на него. Эрагон встретился с нею взглядом, и под ложечкой у него что-то ёкнуло. Он покраснел, сам не зная отчего, и у него возникло ощущение, что Арья понимает его лучше, чем кто бы то ни было другой, лучше даже, чем Сапфира. Он смутился. Никогда ещё ни к кому подобных чувств ему испытывать не доводилось.

Весь день Эрагон мысленно возвращался к этим первым утренним мгновениям, сперва заставившим его восхищённо улыбаться, а потом поселившим в его душе какую-то неясную тревогу и пробудившим новые, странные чувства и ощущения. Большую часть дня он просидел у стены каюты, возясь с головоломкой и рассеянно поглядывая по сторонам.

К полудню они подошли к тому месту, где в Аз Рагни впадала ещё какая-то река, увеличивая её ширину вдвое; теперь от берега до берега было, наверное, не меньше мили. Течение тоже усилилось. Гномы старались вовсю, чтобы плоты не разнесло по брёвнышку при встрече с каким-нибудь деревом.

Вскоре Аз Рагни повернула к северу, огибая одинокую гору с окутанной облаками остроконечной вершиной. Гора эта стояла как бы в стороне от основного массива, похожая на часового-великана или на гигантскую сторожевую башню, специально построенную здесь для наблюдения за равнинами.

Едва завидев эту гору, гномы стали ей кланяться, а Орик пояснил недоумевающему Эрагону:

— Мы называем эту гору Молдун Гордец. Она последняя в ряду настоящих Беорских гор.

Когда вечером плоты причалили к берегу, Эрагон увидел, что Орик достаёт из своего мешка продолговатую чёрную шкатулку, отделанную перламутром, рубинами и серебряной чеканкой. Щёлкнув резным замком, он поднял крышку шкатулки и вынул оттуда лук с ненатянутой тетивой, покоившийся на красном бархате и сделанный из эбенового дерева. Лук украшал прихотливый резной орнамент из виноградных лоз, цветов, фигурок различных животных и древних рун, инкрустированный червонным золотом. Эрагон даже подивился: неужели кто-то осмеливается стрелять из столь драгоценного и прекрасного оружия?

Однако же Орик преспокойно натянул тетиву, явно намереваясь воспользоваться луком по прямому назначению. Поставленный вертикально, этот лук был высотой почти с самого гнома, но Эрагону, пожалуй, не подходил: из таких маленьких луков у них в Карвахолле стреляли разве что дети. Убрав драгоценный футляр, Орик сказал:

— Пойду часок по лесу поброжу. Хочу свежатинки добыть. — И с этими словами он исчез в кустах. Торв что-то неодобрительно проворчал, но останавливать его не стал.

Орик действительно вернулся через час, неся целую связку длинношеих гусей.

— Вот, набрёл на стаю, они на дереве ночевать устроились, — сказал он, бросая птиц Датхмеру.

Когда Орик снова достал футляр и приготовился убрать лук, Эрагон спросил:

— А из какого дерева сделан твой лук?

— Дерева? — Орик рассмеялся, качая головой. — Разве лук такой величины можно делать из дерева? Да из него стрела и на двадцать шагов не полетит — или он сам сломается, или у него тетива лопнет. Нет, это лук из рога ургала!

Эрагон с подозрением посмотрел на гнома, уверенный, что тот его просто дурачит.

— Но ведь рог — материал недостаточно гибкий и прочный! Разве можно из него луки делать?

Орик снова засмеялся: