Эрагон. Возвращение

— Мне пора идти.

— Погоди.

Арья подвела его к распахнутому окну и предложила присесть на мягкую скамью, полукругом выступавшую из стены. Затем она достала из буфета две чашки, положила в них сушеные травы, наполнила чашки водой и приказала: «Кипи!» Через несколько мгновений ароматный чай был готов.

Арья подала одну чашку Эрагону, и он благодарно сжал ее в руках, чувствуя странный озноб. В открытое окно было видно, как эльфы внизу прогуливаются по дорожкам королевского сада, беседуют и напевают песни. В сумеречном воздухе мелькали уже десятки светлячков.

— Как бы мне хотелось… — неуверенно начал Эрагон, — чтобы так было всегда! Здесь так тихо и так хорошо!

Арья молча помешивала чай. Потом спросила:

— А как поживает Сапфира?

— Хорошо. А ты как?

— Готовлюсь к возращению. Вардены меня, наверное, заждались.

Эрагон встревожился:

— Когда?

— После праздника Агэти Блёдрен. Я что-то слишком долго бездельничаю, хотя, если честно, уходить мне не хочется. Да и королева просила меня задержаться еще… К тому же я никогда еще не присутствовала на праздновании Клятвы Крови, хотя это один из самых важных наших ритуалов. — Арья опять очень внимательно посмотрела на Эрагона. — Неужели Оромис ничего не может сделать, чтобы облегчить твои страдания?

Эрагон осторожно пожал плечами:

— Насколько я знаю, он испробовал уже все средства.

Некоторое время оба молчали, прихлебывая чай и глядя в окно на гулявших в саду эльфов.

— Но, несмотря на боли, занятия твои, кажется, идут успешно? — спросила Арья.

— Да, вполне. — Вновь последовало молчание. Потом Эрагон поднял лежавший на подоконнике листок с написанными ее рукой стихами и сделал вид, что читает эти строки впервые. — Ты часто пишешь стихи?

Арья протянула руку, взяла у него листок и мгновенно свернула в трубку, чтобы не было видно написанного.

— У нас существует обычай: каждый, кто принимает участие в празднике Клятвы Крови, должен принести туда стихотворение, или песню, или еще какое-нибудь произведение искусства, созданное им самим, и разделить его с присутствующими. Я еще только начала работать над этой поэмой.

— По-моему, это очень красивые стихи.

— Если бы ты был лучше знаком с поэзией…

— А я уже неплохо с нею знаком и прочел немало стихов.

Арья помолчала, потом, опустив голову, сказала:

— Ты прости меня. Ты уже совсем не тот, каким я впервые увидела тебя в Гиллиде.

— Это верно. Я… — Эрагон умолк, крутя в руках чашку и пытаясь подыскать нужные слова. — Арья… ты довольно скоро уезжаешь отсюда, и я вряд ли смогу избавиться от чувства стыда, если этот наш разговор все же станет последним. Разве мы не можем видеться хоть изредка, как раньше? Ты ведь еще многое могла бы показать нам с Сапфирой…

— Это было бы неразумно, — сказала она ласково, но твердо.

Эрагон в отчаянии вскинул на нее глаза.

— Неужели за свою неосторожность мне придется заплатить дружбой с тобой? Я ничего не могу поделать с теми чувствами, которые питаю к тебе, но лучше мне умереть от клинка Дурзыг чем позволить собственной глупости разрушить те замечательные отношения, что существовали меж нами. Я слишком высоко ценю твое расположение и готов всем пожертвовать ради него.

Арья неторопливо допила чай и лишь после этого ответила:

— Хорошо. Только сперва подождем немного — посмотрим, что принесет нам будущее. Я ничего не обещаю, ибо сейчас очень занята, и у меня может просто не хватить времени. Но я постараюсь, чтобы хватило.

Эрагон понимал: это почти примирение, которого он так хотел добиться, и был ей безумно благодарен.

— Разумеется, Арья Свиткона, я готов ждать, — сказал он и поклонился.

Они обменялись еще несколькими ничего не значащими вежливыми фразами, но было ясно: сегодня Арья уже сказала ему все, что хотела. И Эрагон с возродившейся надеждой поспешил к Сапфире. «Ну что ж, — думал он, — теперь пусть за нас все решает судьба».

Вернувшись домой, он с легкой душой уселся читать последний из данных ему Оромисом свитков.

Сунув руку в висевший на поясе мешочек, Эрагон вытащил сделанный из мыльного камня флакон с нальгаском — смесью пчелиного воска и масла из лесных орехов — и смазал себе губы, чтобы защитить их от холодного ветра, бившего ему прямо в лицо. Затем убрал флакон в мешочек и снова крепко обхватил Сапфиру за шею, прикрывая лицо локтем от влажного прикосновения густого тумана. Они летели сквозь облака, и Эрагон слышал лишь неустанное хлопанье драконьих крыльев. Наконец Глаэдр взмыл выше облаков и полетел чуть быстрее; Сапфира тут же устремилась за ним.

Их путь лежал на юго-запад, и летели они уже с рассвета, а теперь давно миновал полдень. Впрочем, полет был веселым: Сапфира и Глаэдр то и дело устраивали между собой шутливые поединки, во время которых Эрагону приходилось не только ноги, но и плечи крепить ремнями к седлу, чтобы не вылететь из него во время этих воздушных акробатических упражнений, вызывавших ёканье под ложечкой. Из-за влажного воздуха узлы на ремнях затягивались туго, и, чтобы освободить конечности, Эрагону приходилось развязывать их зубами.