Эрагон. Возвращение

Потом перед глазами его возникло кроваво-красное небо, которое словно раскололось, и перед Эрагоном предстали те же две армии, что являлись ему в вещем сне в Беорских горах. Отряды воинов сошлись в жестокой схватке на желто-оранжевом поле; хрипло кричали вороны, жаждущие крови; свистели черные стрелы; казалось, горела сама земля – зеленые языки пламени вырывались из ее ран с обожженными краями; и пламя быстро пожирало изуродованные трупы, оставленные страшным сражением… А вдали слышался рев гигантского чудовища, которое, похоже, быстро приближалось…

Эрагон вскочил с постели, судорожно нащупывая амулет, подаренный Ганнелом, – серебряный молот горел огнем, обжигая кожу, и Эрагону пришлось обмотать руку рубашкой, чтобы снять амулет с шеи. Некоторое время он сидел неподвижно, уставившись в темноту и чувствуя, как тяжко, у самого горла, бьется сердце, как стремительно убывают силы – их забирал амулет Ганнела, чтобы отогнать того, кто пытался прочесть мысли его и Сапфиры. «А что, если это сам Гальбаторикс? – вдруг подумал Эрагон. – Или кто-то из его ближайших подручных?»

Хмурясь, он выпустил из рук ожерелье – металл уже почти остыл. Нет, что-то тут было не так! Он давно уже это чувствовал, да и Сапфира тоже. Эрагон был слишком встревожен, чтобы снова попытаться заснуть; к тому же он опасался, что опять погрузится в это странное полуобморочное состояние, теперь заменявшее ему сон, и его окружат новые, не менее страшные видения. Он тихонько выбрался из спальни, стараясь не разбудить Сапфиру, и по винтовой лестнице поднялся в кабинет. Там он уселся за стол, зажег лампу и, чтобы успокоиться, до самого рассвета читал одну из эпических поэм, созданных Анализией.

Когда Эрагон, наконец, отложил свиток, в открытое окно влетел, хлопая крыльями, белый королевский ворон Благден, уселся на край письменного стола и, уставившись бусинками глаз на Эрагона, крикнул пронзительно:

– Вирда!

Эрагон поклонился:

– Да хранят тебя звезды, мастер Благден.

Ворон, переваливаясь, придвинулся ближе, склонил голову набок, прокашлялся и хрипло прокаркал:

Мой клюв, и кости,И камень в горстиЗрят всех воровИ всех плутов!

Рекою кровь!

– И что это должно означать? – спросил Эрагон.

Благден пожал плечами и повторил еще раз. А когда Эрагон снова попросил объяснить, ворон рассердился, взъерошил перья и прокаркал:

– И сын, и отец – оба, похоже, слепы, как нетопыри!

– Погоди! – воскликнул Эрагон, вскакивая. – Ты знаешь моего отца? Кто он?

Благден захлебнулся хриплым каркающим смехом:

Если двое вещи две берутИ один из них наверняка не плут,Во втором ведь могут жить и двое.Говори-ка, что это такое?

– Имя, Благден! Назови его имя! – Но ворон не ответил, и Эрагон попытался проникнуть к нему в память и силой выяснить то, что ему нужно.

Однако и Благден оказался непрост: он мгновенно установил мысленный барьер и, торжествующе крикнув «Вирда!», сорвался с места, прихватив с собой яркую стеклянную крышку с чернильницы, и полетел прочь, крепко зажав свой трофей в клюве.

Эрагону стало не по себе. Он изо всех сил пытался понять смысл загадок Благдена. Кроме того, он никак не ожидал, что услышит упоминания о своем отце именно здесь, в Эллесмере. Он решил непременно разыскать потом этого Благдена и хотя бы даже и силой вытянуть из него всю правду. А пока… пока он заставил себя просто не обращать внимания на грозные намеки, что чудились ему в пророчествах ворона. Эрагон вскочил, быстро спустился в спальню, разбудил Сапфиру и рассказал ей о своих снах. Потом снова сходил в ванную комнату за зеркалом и уселся между передних лап Сапфиры, чтобы и она могла видеть все то, что он сам в этом зеркале увидит.

«Арье может не понравиться, что мы лезем в ее жизнь», – предупредила Сапфира.

«Мне надо убедиться, что с ней все в порядке».

Возражать Сапфира не стала, но спросила:

«Как же ты проникнешь в ее мысли? Ты сам говорил, что после пребывания в тюрьме она окружила свою память такими сторожами, которые, как и подаренное тебе гномами ожерелье, никого внутрь не пропускают».

«Если я смогу читать мысли тех, с кем она общается, то, наверное, смогу и догадаться, каково ей там».

Сконцентрировавшись на образе Насуады, Эрагон провел рукой над поверхностью зеркала и прошептал слова необходимого заклинания.