Эрелинги

Шел 665 год от Милости Господни. Год, о котором потом долго говорили, вспоминая знамения и пророчества. Так же говорили и о лете 665-го, что выдалось на удивление холодным и мокрым. Беспрестанно моросил дождь, временами превращаясь в ливень, который любители красивых словес сравнивали с водяной стеной, низвергающейся с небес на грешную землю. На проезжих дорогах стояла хлябь, и случалось, что лошадь с всадником проваливалась по брюхо в жидкую грязь. В пограничных баронских городках, переходящих из рук в руки, улицы превратились в каналы, где смачно хлюпала густая липкая жижа. Поля были затоплены вышедшими из берегов реками, и поговаривали о надвигающемся голоде. Такого не бывало даже весной, во время таянья снегов. Впрочем, при армалонском дворе, разумеется, далеком от пахот, этому обстоятельству не особо огорчались, поскольку в Рользате, в кафедральном соборе Мартолинса, вода поднялась аж на два человеческих роста! Жаль, в тот день проклятый Хэрдок Лис не отправился на обедню! Правда, некоторые члены Малого королевского совета даже если и сокрушались этому обстоятельству вместе со всеми, все же начали испытывать смутную тревогу о судьбах урожая и забеспокоились о запасах зерна.

Дожди прекратились так же внезапно, как и начались. И ко дню Св. Эрвика из-за двух солнечных недель наконец-то появилась возможность ездить по древним, мощеным дорогам, соединяющим старейшие графства Мезеркиля. Путешествия, правда, навевали тоску: кому захочется целыми днями видеть грязь да слушать унылый скрип колес, сдобренный совсем не бодрым цокотом копыт. Именно так думали послы его величества Эрвика V, в этом году прозванного Мучеником, когда ехали за невестой герцога Артехейского, шестнадцатилетней Анной Бенна, графиней Эсельдейм и Гравентьер.

Намеченное бракосочетание вызвало тайные нарекания двора. А как иначе, если невеста принадлежала роду Бенна. С одной стороны, ничего плохого в том не было, но одна Бенна уже восседала на престоле, и появление при дворе ее сестры указывало на неприятное для многих усиление партии королевы и ее дяди. Сантары ратовали за военный союз с Арзентией, где тоже были принцессы на выданье. Такой брак сулил ослабление Рользата, который традиционно объединялся с «Серебряным королевством»[4]

против Мезеркиля. К тому же герцог Сантарский, дядя короля, недолюбливал герцога Бенна, тот, в свою очередь, отвечал родственнику полной взаимностью. На некоторое время двор разбился на сторонников всевозможных брачных союзов, что привело к оскорблениям, ссорам, дуэлям. Что до простого народа, не понимавшего терзаний аристократов Армакера[5], то ему, разоренному ливнями и потопами, оставалось только радоваться, что их любимец, герой Сьера, берет в жены не очередную иноземку.

За юной Бенна было отправлено пышное посольство: епископ Ланоранский, герцог Гвернский, граф Вользуанский и старый граф Лескуло, отец нынешнего хранителя королевской печати (читай: канцлера).

Епископ ехал отдельно от остальных послов в двухколесной повозке, запряженной белыми тонконогими лошадками, в окружении собственной гвардии, и лишь изредка приглашал разделить трапезу графа Лескуло. Вользуана и Гверна он недолюбливал и поэтому старался общаться с ними как можно реже, сохраняя, правда, неизменно вежливую улыбку.

Святой отец, будучи человеком сурового нрава, с горечью и гневом взирал на попрание Божеских и человеческих законов в королевстве, на что было богато теперешнее время. Некогда епископ настаивал на своей поездке в Гверн, вместо безмозглого Ласэра, о чьем уме шутили даже прелаты. Что мог противопоставить недалекий духовник мощному тлетворному влиянию графа Вользуанского, безусловно, талантливого государственного мужа, но погрязшего в безумии греха?! Что впитал юный герой Сьера рядом с таким человеком, не призванным на церковный суд лишь за отсутствием доносов, благодаря защите инквизиции и родственному покровительству Первосвященника Запада? С того момента, как епископ отправился в Бенна, ему всюду мерещились доказательства преступной связи между Лертэно Гвернским и Ноарионом Вользуанским.

Молодой герцог откровенно не нравился его преосвященству. Все началось с герцогской повозки, чей остов был покрыт черным златотканым полотном, с гербами дома Эртеров. Уже одно это вызвало возмущение епископа, ведь, по его мнению, посланник короля был обязан к своему родовому гербу присоединить герб сюзерена. Еще больше епископа возмутило то обстоятельство, что герцог никоим образом не отреагировал на его верное замечание, а только пожал плечами. Дальнейшее общение между святым отцом и принцем вызывало лишь взаимное раздражение, гнев – с одной стороны, и насмешки – с другой.