Эрелинги

В дверь тихонечко поскребли. Туларо бесшумно вскочил и рывком распахнул дверь. Перед ним стояла Обэли, смущенно теребившая передник. Эльжен с опаской оглянулся на своего сюзерена. Лертэно поднял голову, оторвавшись от книги, и с удивлением взглянул на гостью. Оруженосец неожиданно для себя покраснел и пробормотал:

– Ваша светлость, ко мне… Она не знала… То есть знала, но не думала.

– Нет-нет, – торопливо перебила его девушка. – Я к его светлости. Прошу, впустите меня, господин рыцарь.

Эртер кивнул. Обэли осторожно вошла и, стараясь не скрипеть, закрыла дверь. Неловко поклонившись, она робко произнесла:

– Ваша светлость, моя госпожа пожелала видеть вас… сейчас.

Лертэно присвистнул и улыбнулся:

– И кто твоя госпожа, я слышал только о господине Брейя?

– Ее сиятельство, маркиза Эльсейда.

Лертэно поднялся, отложив книгу. Паж проснулся и недовольно осмотрелся по сторонам. Принц почти шепотом бросил:

– Спи.

Мальчишка удовлетворенно закрыл глаза и засопел, подложив руки под щеку. Эльжен накинул на плечи герцога упелянд и протянул пояс. Эртер приблизился к служанке и приподнял ее голову за подбородок.

– Смотри, Туларо, какие глаза – серые звезды! Милая, если я правильно понимаю, из этой комнаты есть тайный ход к спальне твоей госпожи?

Обэли кивнула. Лертэно ласково потрепал ее по щеке.

– Веди.

Спальня маркизы напомнила герцогу его любимую комнату в Тельсфоре. Только вместо шествия волхвов на стенах развертывались бытовые сценки из жизни семейства Бенна. Вот – охота, а вот – игра в шахматы. На одной из стен были изображены все члены семьи, включая герцога Ишара. Младшие дочери Эльсейды, совсем малютки, облаченные во взрослые платья, старательно придавали торжественный вид своим личикам. Юная Гамира, расположившаяся рядом с отцом, казалась задумчивой и печальной, немного напоминая Анну. Фрески были выполнены в нежной розово-зеленой гамме, удивительной для Мезеркиля, предпочитавшего яркие краски. Лертэно поднял глаза к потолку и поразился увиденному. Вместо обычных кессонов, над ним застыло удивительной синевы небо с беленькими витиеватыми облачками. По четырем углам изящные ангелы с золотистыми крыльями играли кто на лютне, кто на флейте. Завороженный росписями герцог не сразу обратился к Эльсейде, которая сидела на небольшом стульчике около окна.

Маркиза поднялась, зашелестело простое платье цвета морской волны. Жестом она приказала Обэли удалиться. Очень медленно Эльсейда подошла к Лертэно и встала почти вплотную. Эртер уловил запах мускуса, исходивший от ее кос, собранных в тяжелый пучок. Одна прядь черной змейкой спускалась на щеку. Маркиза дотронулась до его волос, перехваченных лентой.

– А я думала, волосы у тебя сами вьются, – тихо сказала она.

– Совсем немного. А так это заслуга нагретых щипцов.

Эльсейда уверенно провела пальцем по его губам.

– Ну, красоты у тебя от этого не убавилось.

Ее рот едва изогнулся в полуулыбке. Морщинки на мгновение обрамили чуть сощурившиеся оценивающие глаза. И голос у нее был необыкновенный, женщины стараются говорить нежнее, выше.

– Я много о тебе слышала. И хотела узнать, правда ли то, что рассказывают.

Лертэно, поцеловав ее запястье, произнес:

– Главное, чтобы ты была готова узнать.

Аквамариновое платье соскользнуло с плеч. Маркиза тряхнула головой, шпильки бесшумно упали на пол, устланный оркальским шелковым ковром. Прежде чем поцеловать Эльсейду, герцог подумал, что у нее восхитительные плечи и что уезжать завтра совсем некстати.

Через три часа, когда мерцание свечей уступило место летнему сумраку, Лертэно гладил обнаженное тело Эльсейды, такое же молодое, как и лицо.

– Я могу часто приезжать, – сказал он.

Эльсейда лениво потянулась и ответила:

– Не нужно.

Герцог приподнялся на локте и свободной рукой притянул маркизу за волосы к себе.

– Почему? Ведь я люблю тебя.

Она лишь пожала плечами и спокойно произнесла:

– Я не люблю тебя.

Лертэно усмехнулся и отпустил ее темные пряди. Какая же у нее белая кожа, словно мрамор! А глаза в темноте совсем черные, огромные, как у дьяволицы. Он поцеловал ее в лоб. От тела, как и от волос, пахло мускусом. Ночь скрывала черты лица, четко очерченные губы, красные настолько, что они казались подкрашенными. Какого черта нужно возвращатся в Армалон! Рэссимонд как-нибудь проживет лишний день без своей бледной принцессы. Жаль, в темноте не разглядеть выражения ее лица.

– А я влюбился. И буду приезжать. Ты же не станешь прогонять меня?

Эльсейда рассмеялась. Смех у нее, как и голос, был низкий, немного хриплый.

– Ты не думал, что с каждым годом я не буду становиться моложе?

– Ну, кое-что у тебя до конца жизни останется… А если вдруг решишь меня прогнать, я возьму в осаду твой игрушечный замок, где вместо защитников – одни мазилы и виршеплеты.

Лертэно показалось, что маркиза наконец-то с удивлением на него взглянула, и он продолжил:

– Ты, наверное, думаешь, что на помощь бросятся Неверинг, Армалон и твой деверь? Пока они опомнятся, я уже буду в твоем дворце, и тебе ничего не останется, как вручить мне свое сердце. А потом я отвезу тебя в Кальярд… нет, лучше – в Тельсфор.