Ересь

— Вы один из тех людей, кто слишком много возомнил о себе и не хочет трудиться — достаточно, мол, ума и обаяния. Вы добиваетесь покровительства знатных и сильных и живете их благодеяниями. Вы явились сюда, похваляясь своей славой и покровительством вельмож и королей, но здесь Оксфорд, милостивый государь, и нас такими дешевыми погремушками не удивишь. Здесь вы никто и останетесь никем, хоть и позволяете себе лезть в дело, которое не имеет к вам ни малейшего отношения. — Последние слова он произнес с пеной у рта, и, когда смолк, глаза его все еще сверкали неугасимой ненавистью.

— Вы решили, что я пытаюсь таким образом закрепиться в Оксфорде?

Неужели он и правда так думает, удивился я.

— А зачем бы еще вам втираться в доверие к ректору, корчить из себя следователя? — рявкнул он в ответ.

— Другой причины вы не видите, потому что сами всегда хлопочете лишь о своей прибыли. — Я шагнул вперед и встал прямо перед Слайхерстом, чтобы вынудить его посмотреть мне в глаза. — Так позвольте же мне кое-что объяснить вам, мастер казначей. Три года я прожил беглецом в своей родной стране. Я видел, как запросто убивали людей — так мальчишки забавы ради бросают камнями в воробьев. Человека могли зарезать, чтобы снять с него башмаки, отобрать несколько грошей, а закон безмолвствовал, потому что искать преступника, судить его — чересчур много возни. Чего ради, если убитый был таким же негодяем, как и убийца? Тот, вероятно, в свою очередь падет от чьей-нибудь руки. А по-моему, жизнь любого человека драгоценна, поэтому мы не можем закрывать глаза на преступление и оставить его безнаказанным. Вот почему я вмешался в расследование. Ради справедливости, мастер Слайхерст!

Я говорил так же пылко и убежденно, как сам казначей, однако он, хотя и отступил на шаг, смотрел все так же насмешливо. Я отвел взгляд: все это лишь красивые слова, сотрясение воздуха, подумалось мне. Я стараюсь отыскать убийцу, чтобы выслужиться перед Уолсингемом и Лестером, которые мне доверили важное дело. И если я справлюсь, последует и награда.

— Давайте-ка лучше займемся нашим делом, — переменил я тему. — Ведь мы решили поработать вместе.

Беспорядок, который царил здесь в прошлый раз, убрали, но комната носила следы поспешного переезда. Всего денек провел бедняга Ковердейл в должности заместителя ректора. И вещи-то распаковать не успел, как жестокая смерть постучала в дверь тех апартаментов, которыми он так долго мечтал завладеть. Слайхерст безо всякой сентиментальности занялся оставшимися на столе Ковердейла бумагами. Меня это не порадовало: конечно же если какие-нибудь улики, относящиеся к событиям вечера субботы, здесь остались, искать их надо в первую очередь среди документов Ковердейла. Я хотел предложить Слайхерсту разделить этот труд, но тут заметил пятно крови у самого камина.

Я присел на корточки, чтобы рассмотреть его внимательнее, и тут увидел, что один из кирпичей, справа от камина, слегка вышел из стены и торчал наружу, как будто вокруг него рассохлась известка. Я попытался вытащить кирпич, но не смог, только пальцы ободрал и слегка вскрикнул от боли.

— Что у вас там?

Слайхерст вскинул голову, уронив книгу, в которую сунул было нос, резво подбежал ко мне и тоже уселся на корточки. Я облизнул поцарапанные пальцы, снова взялся за кирпич и начал осторожно его раскачивать, чувствуя, как с каждым движением он все больше подается вперед.

— Ну же! — нетерпеливо зашептал Слайхерст. — Давайте я.

— Уже-уже, — с таким же азартом пропыхтел я в ответ, и тут кирпич вывалился. За ним обнажилось темное пространство в боковой стене камина. Я сунул туда руку, но нащупал лишь заднюю стенку тайника. — Пусто, — разочарованно сказал я.

— Подвиньтесь. — Слайхерст грубо оттолкнул меня. Его тощая ручонка могла проникнуть дальше моей, но, хотя ему очень хотелось выставить меня дураком, тайник разочаровал и его. — Черт бы побрал ублюдка! — выругался казначей, тоже поцарапавший пальцы.

— Тот, кто пришел на этот раз, знал, где искать, — признал я и с трудом поднялся на ноги. — И он, похоже, нашел то, за чем явился.

— Черт! — ругнулся Слайхерст, пустой тайник он почему-то воспринял как личное оскорбление.