Ересь Хоруса. Омнибус. Том 3

Кошмар закончился, едва успев начаться. Стремительно, но беспристрастно. Расчётливо, но дико. Металлические панцири загремели, словно древние доспехи, заглушая краткие громыхания стреляющих болтеров. Легионеры отбросили врагов абордажными щитами. Очереди болтов, выпущенные сквозь специальные бойницы в щитах, выпотрошили авангард тварей, но ксеночума неумолимо надвигалась на них. Когда опустевшие болтеры и покорёженные щиты с грохотом рухнули на землю, рёв стрельбы сменился воем цепных клинков и скрежетом зубьев с мономолекулярными лезвиями, прогрызающих сегментированную броню. Шум терзал слух, Гвардия Ворона создала вокруг себя круг абсолютной смерти, в котором кружились отсечённые отростки ксеносов и мелькали струи ихора, заливавшего пол, словно неочищенная нефть.

Навык и решимость не могли долго противостоять неослабевавшему натиску роя ксеносов. Маленькие твари проскочили сквозь паутину смерти вокруг легионеров, устремившись вперёд на сильных бронированных лапках, устрашающе щёлкая недоразвитыми мандибулами. Заострённые отростки взрослых тварей полосовали и пронзали легионеров. Пальцы-лезвия мельтешили, нарезая, рассекая и вонзаясь. Гвардия Ворона распалась под напором свирепой и безжалостной атакующей толпы ксеносов. Чёрные бронированные фигуры падали и скользили в лужах собственной крови, пинаясь и отбиваясь конечностями, которых у них уже не было. Окружающий мир превратился в размытое пятно хитиновой ярости — горячие клыки чужаков вгрызались в их броню, панцири и мышцы…

Дравиан Клэйд спал.

Он понял это уже постфактум. Это было странным явлением для легионера. Он не спал с тех пор, как побывал на полях смерти Фаринатуса — того самого места, где устроившие резню ксеносы брег-ши изуродовали его; где он потерял обе ноги и руку, сражаясь с роем.

На медицинском столе технодесантник Ринкас и апотекарии легиона уняли его боль. Они заменили утраченные конечности на чудесные творения из пластали и адамантия, механические улучшения, пригодные для служения космодесантнику, тем самым дав ему шанс послужить Императору ещё раз. Кроме того, благодаря мрачному и бестактному юмору товарищей по приведению планеты к согласию — Повелителей Ночи с Нострамо — обнаруживших то, что от него осталось, он получил новое имя. И оно привязалось — Падальщик.

В медицинском саркофаге юный боевой брат познал тихий, разобщающий ужас бытия в плоти и только в плоти. Смертоносные враги были лучшими учителями, Падальщик знал это. Каждый раз закрывая глаза, он вновь и вновь прокручивал уроки, преподанные мерзкими ксеносами на Фаринатус-Максимус. Травма разума и тела проложила себе путь сквозь его психоиндокринацию и тренировки, став каталептическим кошмаром, из которого он никак не мог вырваться. Какая-то разновидность безмолвного страха. Не перед врагом, не перед смертью, но перед неудачей — неудачей плоти в достижении недостижимого и выполнении того, что выполнить было невозможно.

Сержант Дравиан Клэйд, многообещающий, оптимистичный и самый верный слуга своего примарха, вызвался добровольцем на опасную миссию, возглавив отделение прорыва, отправившееся в гнездо ксеносов. Но вернулся мертвец, лишённый авантюризма и искры. Вместе с энтузиазмом исчезло и смертельное очарование его физических возможностей. Ему не надо было видеть глазами своих братьев легионеров, чтобы понимать — он выглядел наполовину прошлым собой и наполовину удивительным монстром из металла и поршней.

Он вернулся на службу бледнолицым призраком, тенью былого себя самого. Повелители Ночи шутили, что Дравиан Клэйд теперь был больше птицей падальщиком, пожирателем останков, нежели вороном. Имя прижилось и среди его боевых братьев, которые с большим уважением, но с очень небольшим восторгом нарекли его «Непадающий» (в оригинале применена игра слов — Carrion / ‘Carry-on’ — прим. переводчика), в честь его мучительного обратного пути, когда он, приподнимаясь на одной руке, падая и поднимаясь вновь, выполз из гнёзд-святилищ к позициям Повелителей Ночи.

После кибернетических улучшений слуги Омниссии признали его уцелевшую плоть достойной и погрузили космодесантника в забвение. Обеспокоенный ходом его восстановления, командующий Алкенор консультировался с технодесантником Ринкасом относительно того, чем они ещё могут помочь пациенту. Ринкас решил продолжить хирургические вмешательства и аугментации. К этому моменту Падальщика уже мало заботило, что случилось с остатками подведшей его плоти. Слияние с автомнемоническим стержнем, внедрённым в его мозг подобно когитатору-шипу, принесло космодесантнику некое спокойствие разума. Вкупе с дополнительными сеансами психоиндокринации это смогло изгнать мучивший его наяву кошмар о собственном выживании, отодвинув на задворки разума ужасные воспоминания о бойне, устроенной ксеносами на Фаринатусе.