Еретик

Связи семьи Сальседо простирались по всему городу и окрестным селениям. Дон Игнасио, оидор Канцелярии, где в то утро готовились к прибытию короля, отдал распоряжение своим подчиненным: срочно требуется молодая кормилица, недавно родившая, здоровая и согласная поселиться в доме родителей младенца. В Парамо поставщики шерсти получили от дона Бернардо такое же задание: семье Сальседо срочно требуется кормилица. В полдень следующего дня явилась девушка, почти подросток, родом из Сантовении, мать-одиночка, у которой ребенок родился мертвым, и молоко пошло всего четыре дня назад. Донье Каталине, еще не слишком обессилевшей от жара, кормилица понравилась – высокая, стройная, приветливая, с приятной улыбкой. Она производила впечатление девушки веселой, несмотря на все свои беды. И когда младенец свернулся клубочком на ее груди и целый час, не отрываясь, сосал, после чего уснул, донья Каталина была тронута. Материнское чувство девушки было видно в ее прикосновениях, в заботливой нежности, с какой она убаюкивала дитя, в трогательной гармонии обоих в час кормления. Очарованная донья Каталина без колебаний наняла ее и хвалила безудержно. Так получилось, что проворная Минервина Капа, родом из Сантовении, пятнадцатилетняя неудачливая мать, вошла в состав челяди семейства Сальседо на улице Корредера-де-Сан Пабло, дом номер пять.

Не встретила сопротивления Минервина и на кухне, где кухарка Бласа, внешне покорная, была по сути крепким орешком. До появления Минервины она два раза покормила младенца молоком ослицы, разведенным водой и сильно подслащенным, как когда-то поступала ее мать, и донья Каталина опасалась враждебного приема. Однако сеньору Бласу заинтересовало происхождение девушки, и как только они встретились, кухарка спросила, не знает ли она в своей деревне некоего Педро Ланусу, отца двух смазливых и легкомысленных девушек. Не успела она закончить свой вопрос, как Минервина расхохоталась.

– У них вся семья – «просветленные»

[46], сеньора Бласа.

– Что ты имеешь в виду?

– А то, что вы слышите, сеньора Бласа. Они из тех, которые говорят, что Господь наш скорее предпочитает видеть мужчину и женщину в постели, чем в церкви, молящимися на латыни.

– Так говорят в твоей деревне? Да, эта семейка всегда отличалась странностями.

Минервина постаралась вспомнить еще что-нибудь забавное, чтобы снискать расположение сеньоры Бласы.

– А еще они говорят, будто Господь наш является к ним, стоит только усесться и ждать Его. Сиди, мол, спокойно и жди, пока Господь тебя не просветит. Потому их еще называют «отрешенными».

– Вот это словечко, – согласилась Бласа, – лучше подходит Педро Ланусе, чем первое, сама понимаешь. В жизни не видела большего бездельника и неряху, чем он.

– А если вы захотите их повидать, так они по субботам приезжают в Вальядолид на ослице к одной женщине, Франсиске Эрнандес, и к священнику, которого тоже зовут дон Франсиско.

– И где же эта Франсиска Эрнандес проживает, милочка?

– Не помню, сеньора Бласа, но если вам интересно, я в первый же день, как побываю в деревне, разузнаю.

Так Минервина стала своим человеком во владениях Бласы. Глуповатая Модеста, робкая и бестолковая, тоже приняла новенькую любезно. После общества Бласы она нашла в новой подруге более близкие ей интересы молодости и темы для разговоров, не свойственные деревенской девушке.

Донья Каталина провела утро спокойно. Появление опрятной и услужливой Минервины уняло ее тревогу. Вдобавок в полдень пришла ее невестка, донья Габриэла, рассказать о празднестве в городе: сорок тысяч иноземцев прибыло, чтобы приветствовать короля, на улицах бурлят толпы народа, на перекрестках поставлены деревянные арки, увитые зеленью, на домах знати красуются щиты с гербами и ковры. А потом начался военный парад на Новой дамбе – инфант дон Фернандо [47]в сопровождении кардинала Тортосы и архиепископа Сарагосы, а за ними герольды, альгвасилы, служители и булавоносцы. Народ до хрипоты орал приветствия королю, когда дон Карлос появился верхом на коне, – ехал один посреди улицы под грохот литавр, а бриллианты на его костюме так и горели в лучах ноябрьского солнца. Перед ним шел оркестр – трубачи и барабанщики, а позади шагали пятьсот аркебузиров – четыреста немцев да сто испанцев, – за которыми ехала его сестра донья Леонор со своими фрейлинами из знатных семей, а замыкал кортеж полк лучников, подымавших на дыбы своих коней и возглашавших здравицы Кастилье и королю. Донья Каталина, женщина легко возбудимая, вдруг начала дрожать под пуховым одеялом, и тогда донья Габриэла, заметив ее волнение, перевела разговор на большого слона, которого вывели на рыночную площадь для забавы детям и взрослым.