Рану нанесли совсем недавно. Притом, осматривая ее, Лоран понял: убийца сумел подойти вплотную, не вызвав подозрений. В помещении не было никаких следов борьбы. Гийом не отбивался, он, похоже, не ждал опасности от того, кто принес ему смерть. При этом и лежал он не так, будто упал замертво, а так, будто его бережно положили. И ведь кто-то успел закрыть ему глаза! Убийца? А где в этот момент был де Кутт? И куда он делся сейчас?
Присмотревшись еще внимательнее, Лоран заметил, что что-то поблескивает у убитого графа за отворотом рубахи. Потянувшись, он вытянул цепочку, на которой болтался инкрустированный синими камнями серебряный крест. А ведь судя по тому, что видел Лоран, здесь исповедовали катарскую ересь, а катары не носят крестов.
«Носил для вида? Или не принял ереси? А если так, неужели…»
Догадка осенила Кантильена Лорана, заставив его отшатнуться и перекреститься. Выходит, де Кутт убил своего ученика, в последний момент посчитав того предателем?
– Чертов фанатик, – ошеломленно проговорил Лоран.
«Выходит, многие жуткие слухи о катарах правдивы», – подумал он.
Он вспоминал свой разговор с юным графом. Тот сказал, что Ансель де Кутт – ревностный католик, раздражающе праведный. Но при этом он построил для него молельную комнату. Зачем? Из уважения к его ереси? Собирался ли он все же принять ее? Это еще только предстояло выяснить. И все же Лоран отчего-то испытал неподдельное сочувствие к Гийому де’Кантелё.
– Да смилуется Господь над твоей душой, – проговорил судья инквизиции, перекрестившись над мертвым юношей и на миг скорбно прикрыв глаза.
В следующее мгновение мысль о Вивьене и Ренаре заставила его помрачнеть. Есть ли возможность, что в их умы посредством Анселя де Кутта тоже проникла катарская ересь? Если это случилось, грядет настоящая катастрофа.
«А ведь это я привел к ним Анселя, это я недоглядел! Я виноват во всем,» – снова застучало у него в голове. Лоран распрямился и сжал кулаки. – «Я выясню! И, если эта гниль проникла в их души, я сделаю все, чтобы вернуть их на истинный путь. Видит Бог, я это сделаю, даже если для этого мне потребуются услуги палачей».
Епископа отвлекли торопливые шаги.
– Ваше Преосвященство! – Несколько стражников вошли в помещение и замерли, глядя на открывшееся им зрелище.
– Всех собрали? – отрывисто поинтересовался Лоран, дождавшись кивков. – Хорошо. Граф де'Кантелё мертв, а его учитель Ансель де Кутт сбежал. Его необходимо разыскать. Тех катаров, которых уличим здесь, тех, которые откажутся отречься… – Он покачал головой. – Sermo Generalis не будет. С катарской ересью в этих землях будет покончено прямо здесь.
«А после мне предстоит еще более тяжелый разговор».
– Приступаем к допросам. Придется действовать подручными средствами. И не растягивать. Видит Бог, у меня будет слишком много дел в Руане, когда я вернусь.
Лоран направился к выходу из комнаты.
– Ваше Преосвященство, что прикажете делать с телом графа?
Он обернулся на мертвого юношу и покачал головой.
– На него донесли как на еретика, но, похоже, в последние свои минуты он отрекся от ереси и умер как христианин. – Лоран задумался. Вопрос был спорным и деликатным. Именно на такие вопросы он сейчас отвлекаться не мог. Пришлось принять непростое решение. Лоран вздохнул. – Его тело будет сожжено посмертно вместе с теми, кто откажется отречься от ереси. Я помолюсь за то, чтобы Господь принял его душу на Небесах.
Вновь перекрестившись, Кантильен Лоран направился во двор, где ожидали обвиняемые.
Солнце уже освещало лес своими лучами, но Ансель все же запинался о кочки и жмурился, натыкаясь на ветви. Элиза шла впереди него, оглядываясь и окидывая его неприязненным взглядом.
«Ко всему прочему, ты еще и медлительный», – злобно думала она, грациозно скользя меж деревьев, перескакивая с корня на корень и с кочки на кочку.
После угроз Анселя убежать она не порывалась. Несколько раз ей приходили в голову мысли попытаться одолеть его или даже убить, но она теперь была безоружна, а физически Ансель был намного сильнее ее – он уже доказал это. Скрипя зубами от злости, Элиза понимала, что попытки ее будут обречены на провал, поэтому, не решаясь рисковать сестрой, оставила эти мысли, почти сразу погрузившись в свою горечь.
Ансель же старался заглушить чувство вины перед оставленными на смерть людьми и перед Элизой, которой никак не мог объяснить, почему разлучил ее с возлюбленным, и которую никак не мог направить к свободе. Общим в их рассуждениях был один человек, которого они любили и потеряли.
Вскоре впереди между деревьями заблестела вода, а затем двое беглецов вышли на крутой берег реки Сены.
– Вон там – переправа, – отрывисто проговорила Элиза, указав пальцем чуть дальше по течению. – Если ничего не путаю, там живет лодочник. Вряд ли он знает, кто ты. Он может переправить.
Она замолкла, глядя на Анселя исподлобья и вновь напоминая ощерившегося лесного зверька.
– Спасибо тебе, – с благодарностью сказал Ансель
– Я сделала это ради Рени, – угрожающе низко произнесла Элиза. – Не ради тебя. Я бы никогда не сделала ничего ради тебя. Я тебя ненавижу.