— Я подозревала.
— Вы… Вы…
— Вы слишком хорошо его сделали, — сказала Тараза. — Это же ваше детище.
Советники уже успели забыть о Ваффе. Они принялись орать на Туэка, веля ему замолчать и убираться, обзывая при этом «проклятым лицеделом».
Одраде внимательно следила за мишенью этого натиска. Неужели запечатление оказалось таким глубоким? Неужели он действительно убежден, что он — настоящий, подлинный Туэк?
В наступившей тишине мнимый Верховный Священник вдруг поднял руку в знак глубокого праведного негодования и уставил гневный взгляд на своих обидчиков.
— Вы все меня знаете, — сказал он. — Вы все знаете, сколько лет я служил Разделенному Богу, Который есть Единый Бог. Я пойду к Нему, если ваш заговор распространится, но помните: Он знает, что в сердцах ваших!
Священники, как один, посмотрели на Ваффа. Никто из них не видел, как заменяли Верховного. Никто не видел труп. Все свидетельства основаны на словах обычных людей, но человек слаб и может солгать. С некоторым опозданием все посмотрели на Одраде. Именно она сумела в конечном счете убедить всех.
Вафф тоже уставился на Одраде.
Она улыбнулась и обратилась к Мастеру Тлейлаксу:
— Это полностью отвечает нашим целям, чтобы священники именно сейчас не попали в другие руки.
Вафф сразу понял, какие преимущества сулит предубеждение священников. Какой клин можно вбить между священниками и Бене Гессерит! Таким образом можно ослабить мощную хватку, которой Община Сестер вцепилась в горло Тлейлаксу.
— Это отвечает и моим целям, — сказал он.
Священники снова стали громко и сердито кричать. Тараза решила, что ей пора вступить в игру.
— Кто из вас хочет нарушить наше согласие? — гневно спросила она.
Туэк оттолкнул в сторону еще двух священников и направился к Верховной Матери. Остановившись в двух шагах от нее, он заговорил:
— Что это за игра?
— Мы поддерживаем вас против тех, кто хочет вашего смещения, — ответила она. — Бене Тлейлаксу присоединился к нам. Это наш способ показать, что и мы тоже играем роль в выборах Верховного Священника.
Несколько священников разом закричали:
— Так он лицедел или нет?
Тараза доброжелательно посмотрела на человека, стоявшего перед ней.
— Вы лицедел?
— Конечно нет!
Тараза взглянула на Одраде, которая произнесла:
— Кажется, произошла досадная ошибка.
Одраде поискала взглядом Альбертуса и посмотрела ему в глаза.
— Шиана, — заговорила она, — что должна теперь сделать церковь Разделенного Бога?
Шиана, как ее научили, выступила вперед из-за своего живого щита и сказала со всей возможной для ее возраста надменностью:
— Они будут продолжать свое служение Богу!
— Вопросы, подлежавшие обсуждению на нашей встрече, можно считать решенными, — сказала Тараза. — Если вам нужна защита, Верховный Священник Туэк, то взвод наших гвардейцев ожидает в холле. Они в вашем распоряжении.
В глазах Туэка можно было прочесть благодарность и понимание. Он начисто забыл о своем происхождении.
Когда священники и Туэк ушли, Вафф обратился к Таразе на исламиате:
— Объяснитесь!
Тараза отошла от своей охраны, показав свою незащищенность. Это был заранее подготовленный ход, который обсуждался в присутствии Шианы. Тараза заговорила на том же языке:
— Мы отпускаем на свободу Бене Тлейлаксу.
Преподобные Матери ждали, когда Вафф взвесит эти слова. Тараза напомнила себе, что на своем языке тлейлаксианцы называли себя «не подлежащими наименованию». Это был эвфемизм, который применялся обычно только по отношению к богам.
Этот же
Было так много вопросов без ответов. Вафф был крайне недоволен донесениями с Гамму. Теперь он вел там очень опасную двойную игру. Делают ли Сестры нечто подобное? Но Заблудших тлейлаксианцев нельзя вывести из игры, не подвергнувшись нападению Досточтимых Матрон. Тараза сама предупреждала его об этом. Представляет ли еще старый башар силу, с которой стоит считаться?
Этот последний вопрос он произнес вслух.
Тараза ответила на него своим вопросом.
— Как вы изменили нашего гхола? Чего вы хотели этим добиться?
Она понимала, что знает ответ, но надо было прикинуться невежественной.
— Гибели Бене Гессерит, — хотел ответить Вафф. Они стали очень опасны. Однако их ценность невозможно вычислить, настолько она велика. Он погрузился в угрюмое молчание, мрачно глядя на Преподобных Матерей, отчего черты его лица стали казаться еще более инфантильными.