– Что ты имела в виду, мама, когда сказала – помнишь, на другое утро после моего возвращения:
– Ах,
Линн молча ожидала продолжения. Миссис Марчмонт кашлянула.
– У молодых женщин такого типа – искательниц приключений – обыкновенно бывает в запасе молодой поклонник. Предположим, она говорит Гордону, что у нее есть брат, телеграфирует тому в Канаду или еще куда-нибудь. Этот молодой человек появляется. Откуда
Линн упрямо сказала:
– Я не верю этому.
Миссис Марчмонт удивленно подняла брови.
– Право, дорогая...
– Он не такой! И она – и она не такая. Может быть, она глупа, но она хорошая. Да, она хорошая. Эти сплетники выдают за истину собственные грязные мысли. Я не верю, говорю тебе!
Миссис Марчмонт с достоинством сказала:
– Хорошо, дорогая, но, право же, я не вижу необходимости
ГЛАВА 8
А неделю спустя с поезда пять двадцать на станции Вормсли сошел высокий человек, бронзовый от загара, с рюкзаком за плечами.
На противоположной платформе группа игроков в гольф ожидала поезда в Лондон. Высокий человек с рюкзаком отдал контролеру билет и сошел с перрона. Он нерешительно огляделся, затем, увидев указатель
В усадьбе «Высокие ивы» Роули Клоуд только что приготовил себе чашку чаю. Тень, упавшая на кухонный стол, заставила его поднять глаза.
На мгновение он подумал, что девушка, стоявшая в дверях, – Линн, но его разочарование сменилось удивлением, когда он узнал Розалин Клоуд.
На ней было платье из какой-то домотканой материи в яркую широкую полоску, зеленую и оранжевую. Искусственная простота эта обошлась гораздо дороже, чем мог себе представить Роули.
До сих пор он видел ее одетой в дорогие городские платья; она носила их чуточку неловко – так, думал он, как манекенщица носит платья, которые принадлежат не ей, а фирме, где она работает.
Сегодня, в своем ярком полосатом платье, она показалась ему совсем другой. Стало заметнее ее ирландское происхождение – ее темные вьющиеся волосы и прелестные синие глаза с поволокой. Слова она тоже произносила с ирландским акцентом – певуче и мягко, а не тщательно и несколько манерно, как обычно.
– Такая чудная погода! – сказала она. – Мне захотелось погулять. И прибавила: – Дэвид уехал в Лондон...
Розалин сказала это почти виновато, щеки ее вспыхнули. В смущении она достала из сумочки портсигар и предложила сигарету Роули, но тот покачал головой и стал искать спичку для Розалин. Молодая женщина безуспешно пыталась высечь огонь из маленькой золотой зажигалки. Роули взял вещицу из ее рук и одним резким движением высек огонь. Когда она склонилась к нему, чтоб прикурить, он заметил, какие у нее длинные и темные ресницы, и подумал: «Старый Гордон знал, что делает...»
Розалин отошла на шаг и восхищенно сказала:
– Какая прекрасная телка пасется у вас на верхнем поле!
Удивленный тем, что это ей интересно, Роули стал рассказывать Розалин о ферме. Этот интерес, как ни поразил он Роули, был явно искренним. Роули еще больше удивился, когда обнаружил, что Розалин хорошо знакома с сельским хозяйством. О сбивании масла и производстве сыра и сливок она говорила с полным знанием дела.
– Можно подумать, что вы жена фермера, Розалин, – сказал он с улыбкой.
Воодушевление сошло с ее лица. Она сказала:
– У нас была ферма в Ирландии, прежде чем я переехала сюда... до того, как...
– До того, как вы поступили на сцену?
Она сказала грустно и слегка, как ему показалось, виновато:
– Это было не так уж давно... Я все очень хорошо помню. – И прибавила с новой вспышкой воодушевления: – Я бы могла сейчас подоить ваших коров, Роули...
Это была совсем новая Розалин. Одобрил бы Дэвид эти случайные воспоминания о крестьянском прошлом? Роули думал, что хотя Дэвид Хантер и пытался создать впечатление, будто они из старинного ирландского дворянского рода, воспоминания Розалин больше походили на правду. Простая фермерская жизнь, потом соблазн сцены, гастроли в Южной Африке, замужество, одиночество в Центральной Африке, бегство, опустошенность и, наконец, – новый брак с миллионером в Нью-Йорке...
Да, Розалин Хантер прошла немалый путь с тех пор, как перестала доить свою корову. Однако, глядя на нее, он с трудом мог в это поверить. Лицо ее казалось ему невинным, даже чуточку придурковатым – лицом человека без прошлого. Она при этом очень молодо выглядела, гораздо моложе своих двадцати шести лет.
В ней было что-то трогательное, что-то напоминающее тех телят, которых он утром гнал к мяснику. Он смотрел на нее так же, как сегодня смотрел на этих телят. Бедняжки, думал он тогда, как жаль, что их придется зарезать...