– Ваша дочь права – я хочу расспросить вас о миссис МакГинти. Она у вас работала. Насколько я знаю, приходила к вам по средам. Как раз в среду она и умерла. Значит, в день смерти она была у вас?
– Наверное. Да, думаю, была. Но точно не припомню. Уж сколько воды утекло.
– Да. Прошло несколько месяцев. Она в тот день ничего не говорила – я имею в виду, ничего необычного?
– Люди этой категории горазды на болтовню, – сказала миссис Везерби с презрением. – Я обычно слушаю их вполуха. Да и не могла же она мне сказать, что вечером ее собираются ограбить и убить, правда?
– Существуют причинно-следственные связи, – заявил Пуаро.
Миссис Везерби наморщила лоб:
– Я не вполне вас понимаю.
– Может, мне и самому не все ясно... пока. Ведь пробиваться к свету приходится через тьму... Миссис Везерби, а воскресные газеты вы читаете?
Ее голубые глаза широко распахнулись.
– О да. Конечно. Мы получаем
– Да так, из любопытства. Миссис МакГинти выписывала
Он смолк, но комментариев не последовало. Миссис Везерби вздохнула и прикрыла глаза. Потом сказала:
– Да, печальная история. Этот ее кошмарный жилец. Мне кажется, он был слегка не в своем уме. И ведь вроде бы человек образованный. Но это еще хуже, правда?
– Вы так считаете?
– Ну да... считаю. Такое зверское убийство. Секачом по голове. Брр!
– Орудие убийства полиция не нашла, – счел нужным напомнить Пуаро.
– Надо полагать, выкинул в пруд или еще куда.
– Они все пруды обшарили, – сообщила Дейрдре. – Я сама видела.
– Дорогая, – взмолилась ее мать, – не нагоняй на меня тоску. Ты же знаешь, я терпеть не могу подобных разговоров. У меня от них голова раскалывается.
Тут Дейрдре накинулась на Пуаро.
– Хватит вам про это, – зашипела она. – Ей такие разговоры во вред. Она жутко чувствительная. Даже детективы читать не может.
– Приношу извинения, – сказал Пуаро. Он поднялся. – У меня есть лишь одно оправдание. Через три недели человека должны повесить. И если он невиновен...
Миссис Везерби приподнялась на локте. В голосе ее появились визгливые нотки.
– Как это «невиновен»? – вскричала она. – Еще как виновен!
– Я в этом не уверен, – покачал головой Пуаро.
Он быстро вышел из комнаты. Уже почти спустился, когда на лестнице появилась Дейрдре. В холле она его догнала.
– Что вы хотели этим сказать? – спросила она.
– То, что сказал, мадемуазель.
– Да, но... – Она смолкла.
Пуаро тоже молчал.
Дейрдре Хендерсон медленно проговорила:
– Вы расстроили мою маму. Она терпеть не может всякое такое... грабежи, убийства... насилие.
– Наверное, она была сильно потрясена, когда узнала, что убили женщину, которая приходила в ее дом.
– Ну да... да, так и было.
– Она была совсем разбита... да?
– Она ничего не желала про это слышать... Мы... я... мы стараемся уберечь ее от всякого такого. От всяких зверств.
– А как же война?
– По счастью, на нас здесь не упало ни одной бомбы.
– А вы, мадемуазель, во время войны чем занимались?
– О-о, работала в добровольческом медицинском отряде в Килчестере. И немного крутила баранку – для женской добровольной службы. Далеко уезжать от дома не могла. Кто же с мамой останется? Она и так сердится, что меня долго не бывает дома. В общем, куча проблем. Потом нужна была прислуга – мама, естественно, никогда домашним хозяйством не занималась, здоровье не позволяет. А прислугу днем с огнем не найти. И тут появилась миссис МакГинти, мы о таком благе и мечтать не могли. Вот она и стала к нам ходить. Работала на совесть, тут ничего не скажешь. Хотя теперь все не так, как в прежние времена. Причем везде.
– И вас это очень не устраивает, мадемуазель?
– Меня? Мне что. – Она даже удивилась. – Вот маме трудно. Она часто вспоминает о прошлом.
– Да, это свойственно многим, – согласился Пуаро.
Перед его мысленным взором возникла комната, из которой он недавно вышел. Вспомнился наполовину выдвинутый ящик комода. Чего в этом ящике только не было – подушечка для иголок, сломанный веер, серебряный кофейник, какие-то старые журналы. Ящик был так забит, что не закрывался.
Пуаро сказал негромко:
– И эти люди хранят все, что напоминает им о прошлом: программу танцев, веер, фотографии друзей молодости, даже ресторанные меню и театральные программки, потому что, глядя на всю эту мелочь, им удается оживить воспоминания.
– Наверное, вы правы, – согласилась Дейрдре. – Только я этого не понимаю. Сама ничего не храню.
– Вы смотрите не назад, а вперед?
Дейрдре медленно ответила:
– По-моему, я никуда не смотрю... Живу нынешним днем, разве этого мало?
Открылась входная дверь, и в холл вошел высокий худощавый пожилой мужчина. Увидев Пуаро, он замер на месте. Потом, вопросительно подняв брови, взглянул на Дейрдре.
– Это мой отчим, – представила Дейрдре. – А это... извините, не знаю вашей фамилии...
– Я – Эркюль Пуаро, – объявил Пуаро, как всегда, чуть смущенно, будто признавался в принадлежности к королевскому роду.
Но на мистера Везерби это признание никак не подействовало.
– Угу, – сказал он и отвернулся, чтобы повесить пальто.