Эркюль Пуаро и Шкатулка с секретом

Остальные не знакомые мне люди, наполнявшие теперь комнату, тоже более или менее отвечали тем портретам, которые нарисовал Пуаро. Леди Плейфорд, войдя, принялась рассказывать длинный запутанный анекдот, ни к кому особенно не адресуясь. Предчувствия меня не обманули – она оказалась внушительной особой с громким, хотя и довольно мелодичным голосом и прической вроде Пизанской башни из кудряшек. Следом за ней появился адвокат-гора Орвилл Рольф; потом – виконт Гарри Плейфорд, светловолосый молодой человек с плоским квадратным лицом и дружелюбной, хотя и слегка рассеянной улыбкой – как будто однажды ему в голову пришла очень удачная мысль, которая его развеселила, но как-то ускользнула из его памяти, и он все пытается ее вспомнить. Его жена Дорро была высокого роста, чертами лица напоминала хищную птицу и имела длинную шею с глубокой ямкой у основания. В эту ямку запросто встала бы чайная чашка и оставалась бы там без всякого риска упасть.

Последними в гостиной появились секретарь леди Плейфорд Джозеф Скотчер и темноволосая, темноглазая женщина. Судя по тому, что она ввезла Скотчера в комнату в инвалидном кресле, это была сиделка Софи Бурлет. У нее были скромные манеры и добрая, но какая-то рабочая улыбка, словно ее обладательница решила, что именно такое выражение лица будет при данных обстоятельствах уместнее всего. В этой комнате она была единственной, к кому я не задумываясь обратился бы с любой проблемой практического свойства. Еще я обратил внимание на небольшую стопку бумаг, которые она принесла под мышкой и при первой же возможности положила на маленький столик у окна. Оставив их там, подошла к леди Плейфорд и что-то ей сказала. Та взглянула на столик с бумагами и кивнула.

Я невольно задался вопросом, уж не взяла ли на себя Софи Бурлет и секретарские обязанности Скотчера, ввиду пошатнувшегося здоровья последнего. По крайней мере, одета она была скорее как секретарша, чем как сиделка. Все женщины в гостиной были в вечерних платьях, и только Софи выглядела так, словно ее ожидала важная деловая встреча.

Физически Скотчер являл собой полную противоположность своей сиделке – все, что у той было темным, у него было светлым. Волосы цвета золотой канители, совершенно белая кожа. Черты лица деликатные, почти девичьи, сам весь хрупкий: угасающий ангел, да и только. Мне стало любопытно: неужели он мог выглядеть иначе, когда здоровье ему еще не изменило?

Довольно быстро мне удалось занять место напротив Гатеркола, и вскоре мы уже были знакомы. Юрист оказался куда общительнее, чем можно было предположить, глядя на него издали. Он рассказал, что открыл для себя книги Этелинды Плейфорд о Шримп Седдон еще в приюте, где провел почти все детство, и что теперь он ее адвокат. Я заметил, что Гатеркол говорит о ней с почтительным восхищением.

– Вы, кажется, очень ее любите, – заметил я в какой-то момент, а он ответил:

– Ее любят все, кто читал ее книги. Иначе и быть не может, ведь она гений.

Я тут же вспомнил сержанта Бестолковсона с инспектором Оллухсом, но благоразумно решил, что критиковать творчество хозяйки дома в ее присутствии не слишком дальновидно, и оставил свои замечания при себе.

– Множество усадеб и больших домов, принадлежащих английским семьям, были сожжены в ходе недавних… э-э-э… беспорядков в окрестностях.

Я кивнул. Мне, как англичанину, приехавшему погостить в Клонакилти, не очень-то хотелось обсуждать этот вопрос.

– Но к Лиллиоуку никто даже близко не подошел, – продолжал Гатеркол. – А все потому, что книги леди Плейфорд широко известны и любимы многими настолько, что даже беззаконная орда не нашла в себе достаточно наглости, чтобы покуситься на ее дом, – или, по крайней мере, послушалась совета более мудрых и опытных людей, тех, для кого имя Этелинды Плейфорд кое-что значит.

Это показалось мне маловероятным. Что это за беззаконная орда такая, которая меняет свои планы и отказывается сеять хаос и разрушение из-за какой-то Шримп Седдон и кучки ее выдуманных дружков? Неужто эта самая Шримп и впрямь так влиятельна? А ее жирная, лохматая псина Анита может заставить обозленного повстанца улыбнуться и забыть свои обиды? Я сомневался в этом.

– Вижу, что не убедил вас, – сказал Гатеркол. – Но вы забываете, что люди встречают персонажей Этелинды Плейфорд в совсем юном возрасте и влюбляются в них, будучи еще детьми. А такие привязанности сохраняются на всю жизнь, и никакие политические взгляды им не помеха.

Это говорит сирота, напомнил я себе; ведь он рос в приюте, где Шримп Седдон и компания были его лучшими, а возможно, и единственными друзьями, почти семьей.

Сирота…

Меня вдруг осенило, что я нашел еще одну связь между кем-то из гостей Лиллиоука и смертью. У Майкла Гатеркола умерли родители. Интересно, знает ли об этом Пуаро? Хотя он ведь и так уже нашел связь – через специализацию фирмы Гатеркола. И потом – какой же я идиот! – разве на свете найдется хотя бы один человек, у которого никогда не умирали бы родственники? Так что идея Пуаро о сборище людей, так или иначе одержимых смертью, просто нелепа, решил я.