— Эй, вставай, берложники! Заспались! — Он прошел за тын и отломил веточку. Она была еще холодная, ломкая, но в ней уже теплилась жизнь. Круто повернуло на весну…
Казаки не сразу вернулись к Строгановым. Прогремели льды на Сылве, прошел весенний паводок, зазеленели леса, а Ермак не торопился. Много тяжких дней и ночей пережито в этом студеном и диком краю, тут на крутояре сложили в братскую могилу десятки казаков: круто было! Но здесь, в суровых днях родилось одно решающее — войско. Беды закалили людей. Грозное испытание не прошло напрасно. Ермак как бы вырос, и слово его в глазах дружины — было крепкое слово. Жаль было расставаться с острожком — первым русским городком на неведомой земле. Тут во всей полноте осознавалась своя воля. И хотя гулебщики особо не кланялись Строгановым, а все же считались служилыми казаками.
Отходил май, отцвела цветень и угомонились по гнездовьям птицы, когда казаки сели в струги и кормщик Пимен махнул рукой:
— Ставь паруса!
Легко и быстро поплыли по течению. И Сылва иной стала — нарядной, озолоченной солнцем. Немного грустно было покидать выстроенный острожек. Вот в последний раз мелькнула крыша часовенки и скрылась за мысом.
Нежданно-негаданно нагрянули казаки к Строгановым. Все пришлось ко времени. Только вырвались казаки на Каму-реку, и, увидели скопища татар, а вдали за перелесками дымились пожарища. Опять враг ворвался в русскую землю. На становище поймали отставшего вогулича и доставили Ермаку.
Завидев воина в кольчуге и шеломе, с большим мечом на бедре, пленник пал на колени и завопил:
— Пощади, господин. Не сам шел, а гнали сюда…
— Кто тебя, вогулича, гнал? — гневно посмотрел на него Ермак.
— Мурза Бегбелий гнал. Сказал, всем ходить надо, русских бить! Помилуй, князь…
Ермак вымахнул меч:
— Браты, неужто выпустим из наших рук татарского грабежника?
— Не быть тому! Вот бы кони, как на Дону! — с грустью вспомнили казаки. — Ух, и заиграла бы тогда земля под копытами…
Мурза Бегбелий Агтаков торопил своих воинов к Чусовским городкам. Они шли, потные, пыльные, черной хмарой. Их саадаки полны стрел, у многих копья и мечи. За собой на отобранных у посельников конях везли узлы с награбленным. Телохранители Бегбелия вели в арканах трех молодых полонянок. Они расслабленно просили татар:
— Дай отдышаться. Истомились…
Их густые, длинные волосы, цвета спелой ржи, развевались, и на тонких девичьих лицах перемешались слезы и пыль.
Татары безжалостно стегали их.
— Машир, машир!..
Но не дошли злыдни до Чусовских городков, не пограбили их. У самых ворот острожка настигли казаки грабежников и порубили.
У Бегбелия сильный и смелый конь. Мурза хитер и труслив, как лиса. Когда он увидел, что татары гибнут под мечами и разбегаются, он юркнул в лесную густую поросль, домчал до Чусовой и направил скакуна в стремнину. Быстра вода, но добрый конь, рассекая струю широкой грудью, боролся с течением и, наконец, вынес мурзу на другой берег. Бегбелий поторопился по крутой тропе проехать скалы. И тут на берег выбежал Ермак с попом Саввой.
— Батько, вот он — зверь лютый! — показал поп на всадника, который будто замер на скале. Татарин презрительно смотрел на атамана:
— По-воровски бегаешь! — с укором крикнул Ермак. — Не пристало воину уходить от врага! Сойди сюда, померяемся умельством и силой!
Сквозь шум воды вызов казака дошел до мурзы. Он усмехнулся в жесткие редкие усы, в узких глазах вспыхнули волчьи огни.
— Я знатный мурза! — заносчиво выкрикнул Бегбелий. — А ты — казак, послужник-холоп. Мне ли меряться с тобой силой? Не спадет солнце в болото, и мурза не снизойдет до холопа! — он дернул удила, конь загарцевал под ним.
Ермак схватил пищаль, поднял быстро, но все, как морок, исчезло. Не стало на скале Бегбелия, только мелкие кусты все еще раскачивались, примятые конским копытом.
— Ушел грабежник! — обронил Ермак и вернулся на место схватки…
Перед казаками широко распахнулись ворота острожка. Максим в малиновом кафтане вышел навстречу атаманам, а рядом с ним стояла в голубом сарафане светлоглазая женка Маринка, держа на расшитом полотенце хлеб-соль.
Ермак бережно принял дар, ласково поглядел на красавицу и поцеловал пахучий каравай.
— Самое сладкое, и самое доброе, и радостное на земле — хлеб! — сказал тихим голосом атаман. Марина вся засветилась и ответила:
— Пусть по-твоему…
Максим Строганов, сияющий и добродушный, поклонился казакам:
— Благодарствую за службу…
— Оттого и вернулись, чтоб оберечь твой городок! — откликнулся Иванко Кольцо. — Глядим, темная сила прет, пожалели вас…
— Спасибочко! — еще раз поклонился господин. — А теперь жалуйте в покои. Победителю отныне и до века — первая чара.
Гамно вошли казаки в знакомые покои, расселись за большие столы. Зазвенели кубки, чаши, кружки, чары, овкачи и болванцы, наполненные крепкими медами. Началась после зимних тягот шумная казачья гульба…