Ермак. Том II

Зима-а-а-а…В белой мгле,Как тень птицы.Летит нарта мояЭ-ке-кей…Свист полоза.Храп коней,В ноздрях у них льдыски,А копыта тах-тах-тах.Ой, тах-тах-тах…Снежная пыль слепит глаза.

Я везу к себе вторую жену,Класивую Кулу.Она гладка,Как лисичка…

Полог приподнялся, и в чум вошла краснощекая, в нарядной кухлянке, черноглазая молодка.

– Хантазей! – радостно вскричала она, увидев певца.

– Алга! – вскочил вогул. – Ты на песню присла! – Он быстро вынул из меховых штанов ожерелье из волчьих зубов и подал ей.

Тут и Иванко Кольцо завертелся:

– Гляди, что деется. Без бабы и он затосковал! – Весело улыбаясь, он спросил молодку: – Что, хорош Хантазей?

Она закивала головой и ответила:

– На всю реку и тайгу один такой охотник. Он знает всякого зверя, птицу и человека. Хантазей! – Она обласкала его взглядом. – А это кто, русские?

– Русские, мои друзья, – с важностью ответил он…

Вогулы уселись в круг, не скрываясь, с любопытством разглядывали казаков. Иванко Кольцо сидел, по-татарски сложив ноги, лихо взбил чуб.

Вогулки подали осетра, испеченного в золе, и нарезанное ломтями оленье мясо. Оно было сырое, мороженое, обсыпанное искорками инея. Казакам понравилось. Они ели, хвалили хозяев и все их потомство. Колесо насыщался осетром, макал ломти в жир и нахваливал рыбака, поймавшего такую вкусную рыбу.

Вогулы светлели от похвал, были довольны гостями.

Алга, крепкая, веселая, услужала всем, но Хантазею подкладывала лучшие куски. У вогула раздувались ноздри от вкусных запахов. Прищурив от наслаждения глаза, он вздыхал:

– Холосо… Совсем мало-мало наелся. Ух! – Он рукавом утер толстые жирные губы и отвернулся от корытца с олениной. Но тут Алга принесла на блюде, сделанном из бересты, отваренные медвежьи кишки, набитые морошкой. Глаза Хантазея снова вспыхнули; он расстегнул кушак, приналег и на это угощение.

– Алга, Алга! – хватал он за кухлянку молодку. – Я тебе сейчас спою. Дай мне шангур!

Она подала ему музыкальный инструмент. Он ударил по струнам и запел:

Я увезу тебя, Алга,В стойбище русских.Батырь больсойСделает тебя моей женой

Эх-хх-хх…

Казаки наелись, от сытости слипались глаза, а вогулы протягивали им чаши с горячей дымящейся кровью оленя. Морщась пили, а хозяева радовались:

– Холосо, ой, как холосо…

Иванко Кольцо поближе подсел к вогулам и выпытывал пути на Искер.

– Сюда ходи долго-долго, будет тундра. Пурга там, олешки ходят. Нет там Кучума, – попыхивая дымком из трубки, неторопливо рассказывал старик-охотник. – От Кокуй на Баранчу ходи, там плыви. И плыви, все плыви, в самый Искер плыви. Хан лют, олешек ему давай, соболь давай, лис давай, все давай…

Он присел на корточки, выбил золу из трубки, насыпал свежий табак и потянулся за угольком. Пламя в чувале озарило морщины на его лице и добрые детские глаза.

– Тундра ходи, когда в тайга гнус гудит, – продолжал он. – Холосо, много места. Только князь едет, берет олешек, соболь берет, лис берет… И хан плохо, и князь плохо…

Кольцо почесал затылок, подумал: «Верно, все берут от вогуличей и остяков, худо им. А казакам мясо, рыба потребны, до весны продержаться. Как быть?»

Старик взял Иванку за руку:

– Русский добрый человек, оборони от хана… Есть надо казаку, Алга и сыны сети ставят, вези вам рыба. Олешек дам. Помогать будем…

В умных глазах вогула ласка, добродушие, предупредительность. Кольцо схватил хозяина за плечи:

– Ну, брат, спасибо. Вот как рады дружбе!..

На стойбище пала ночь. Вспыхнуло и замерцало сияние. Пестрым пологом оно охватило полнеба, колебалось, и одни цвета неуловимо переходили в другие.

Вогул-старик сказал Иванке Кольцо:

– Завтра будет хорошо. Я беру тынзян[5] и ловлю олешек. Дам русским мясо, олешек. Вези!..

На ранней заре Хантазей разбудил казаков. Нарты были нагружены, олени впряжены. Подошел старик:

– Мой Ептома везет гостей. Садись, надо ехать…

Казаки уселись на нарты, Ептома взмахнул хореем и звонко крикнул:

– Эй-лай! – И олешки помчались по твердому насту.

Хантазей ехал верхом и что-то протяжно пел. Свежий ветер относил его голос в сторону. На пригорке стояла, как пенек, Алга, – стояла долго, неподвижно, и снежок порошил на нее, падал на лицо, на мохнатые ресницы, на крепкие губы. Она словно не замечала этого, прислушивалась к тому, что творилось у нее на сердце.

4

Жить стало сытнее, веселее. Казаки ходили в гости к вогуличам.

Часто в Кокуй-городок наезжал аргиш[6] с рыбой, олениной, брусникой. Ермак угощал вогулов, расспрашивал про места, а в городке в эту пору стучали топоры: плотники ладили сани, чтобы по апрельскому снегу пройти с грузом волок.

Ночи стояли длинные, темные – волчьи ночи. Савва потешал казаков сказками. И когда в черном небе вдруг вспыхивали сполохи, казаки выбегали на полянку и все дивились таинственному сиянию. Дивился и Ермак: