Эрнест Хемингуэй

БАС: Мэри Хемингуэй и после смерти мужа не скрывала их прокастровских настроений. Оказавшись на званом обеде в Белом доме рядом с президентом Кеннеди весной 1962 года, она напрямую заявила ему, что считает американскую политику в отношении Кубы глупой, нереалистичной и неэффективной. Сказала, что может в любой момент нарушить эмбарго и отправиться в Гавану, потому что лично знакома с Фиделем. Кеннеди помрачнел, но сдержался и только спросил, читала ли она роман Кэтрин Энн Портер “Корабль дураков”. Мэри созналась, что не читала. Параллель между Гитлером и Кастро осталась ею неоцененной.

ТЕНОР: Что читали и чего не читали в семье Хемингуэя — отдельная и важная тема. Сразу бросается в глаза его презрительное равнодушие к писательницам-женщинам, прославившимся в его эпоху. В девятисотстраничном томе его писем нет упоминаний Перл Бак, Дорис Лессинг, Маргарет Митчелл, Айн Рэнд, Фланнери О’Коннор, Сильвии Плат. Про Кэтрин Энн Портер и Карсон Маккалерс сказано, что читать их невозможно, Виллу Катер обвинил в плагиате, Вирджинии Вулф досталось за прохладную рецензию на “Фиесту”. Дружил только с Дороти Паркер, но и она в письмах упоминается только как член компании. О ее рассказах — ни слова.

БАС: Финансовые тревоги Хемингуэя тоже не были пустым плодом его воображения. К концу 1950-х Налоговое управление поручило своему коллектору выбивать из него задолженность за многие годы. Ему приходилось платить по двадцать тысяч долларов в квартал. Кроме того, могли быть гонорары за иностранные переводы, скрытые в свое время, и он мог опасаться разоблачения. Мэри пишет, что она привезла с Кубы целый сундук старых расписок и оплаченных счетов, надеясь найти в них такие, которые указывали бы на расходы, уменьшавшие налоги. Добыча оказалась куцей. Зато она обнаружила, что больше половины их месячных трат приходилось на закупку спиртного.

ТЕНОР: Много лет спустя после смерти Хемингуэя исследователи, опираясь на закон о свободе информации, подали запрос в ФБР. И грозная организация подтвердила, что слежка за писателем имела место, телефонные разговоры прослушвались, банковские счета проверялись, скрытые микрофоны устанавливались.

БАС: Угроза самоубийства Эрнеста витала в воздухе весь последний год его жизни. Однажды в аэропорту он увидел приземлившийся небольшой самолет и решительно пошел в сторону вращающегося пропеллера. Ему оставалось пройти каких-то пять метров, когда пилот выключил мотор. Мэри прятала ружья под замок в подвале их дома в Айдахо. Но в роковой день 2 июля 1961 года он пробрался туда, извлек ружье, упер его прикладом в пол и прижался лбом к стволам. Мэри услышала выстрел, сбежала вниз… Прессе и священнику было объявлено, что писатель погиб в результате несчастного случая.

ТЕНОР: Культ мужественного состязания был также свойственен предшественнику Хемингуэя — Джеку Лондону. Но в большинстве рассказов Лондона герой выходит из борьбы — с соперником, с врагом, с силами природы — победителем. У Хемингуэя наоборот — борьба заканчивается поражением или гибелью героя. Главное — принять поражение с достоинством. В этом, мне кажется, и таится секрет превращения этого писателя в культовую фигуру. Победителей на свете единицы, а проигрывающих — миллионы. И для этих миллионов поза гордого принятия своей судьбы, сочиненная — отработанная — Папой Хемом, сделалась манящим образцом, предметом подражания. До сих пор каждый год в Ки-Уэст съезжаются чуть не две сотни двойников, одетых, подстриженных, загримированных под Хемингуэя.

БАС: Вот что интересно: он был в своей жизни сильно влюблен восемь раз. И каждая влюбленность рождала литературный шедевр. Агнес фон Куровски мы обязаны появлением сборника “Три рассказа и десять поэм”. Во время романа с Хедли Ричардсон писались рассказы для сборника “В наши времена”. Дафф Твисден вдохновила его на “Фиесту”, Полина Пфайфер — на “Прощай, оружие!”, Джейн Мейсон — на “Снега Килимаджаро”, Марта Геллхорн — на “По ком звонит колокол”, Мэри Уэлш — на “Острова в океане”, Адриана Иванчич — на “Старика и море”. Но из этих восьми женщин разве что одна Дафф Твисден была воссоздана на страницах хемингуэевской прозы близко к реальности. Подлинные чувства других людей мало интересовали Эрнеста. Доподлинно он знал только мир своих страстей — их и описывал.

ТЕНОР: Но страсти эти были так сильны, а интонации прозы так заразительны, что сотни писателей в мире испытали на себе влияние Хемингуэя. Хорошо об этом сказал Джон Чивер, потративший много сил на то, чтобы вырваться из-под влияния своего кумира и обрести собственный голос: “Я помню, как шел по улице Бостона после прочтения одной из его книг и мне казалось, что цвет неба, лица прохожих, городские запахи — все стало обновленным и наполнилось драматизмом… Главное, что он сделал для меня, — возродил ценность понятия мужества, которое было так затаскано школьными наставниками, что казалось мне фальшивкой. Любовь и дружба, ласточки и шум дождя — все приобретало новый смысл и значение на страницах его книг”.