Ведьма скользнула вперед. Пол небольшой комнаты был завален атласными подушечками, стены завешены плотной вишневой тканью. Шум стал немного громче — говорили где-то за стеной. Оглянувшись на проем, Анита прошлась по комнате, остановилась, вслушиваясь, и потянула на себя ткань. Под ней оказалась неглубокая темная ниша, и в ней — два отверстия на высоте головы. Недолго думая, ведьма шагнула в нишу, позволив ткани упасть на свое место, и приникла к отверстиям.
И чуть не выкрикнула: «Помпон!», когда увидела оборотня.
Хотя в первое мгновение она его не узнала. Тот, кто сидел на устланном шелком возвышении, был облачен в сверкающие пышные одежды, а голову его украшала белоснежная чалма, такая огромная, что казалось, будто он сунул голову в облако. Выглядел оборотень неуверенно и время от времени поводил шеей, будто ему натирал вышитый золотом широкий ворот. Большие круглые глаза косили то в одну, то в другую сторону, а ладони оглаживали ярко-красный кушак, будто искали что-то. Похоже, он никак не мог свыкнуться с окружающей роскошью.
Помпон, вплотную за которым маячили трое дервишей, находился в одном конце просторного помещения, а дырки были просверлены в стене на другом его конце. Анита видела два очень длинных дивана, стоящих на расстоянии пары метров друг от друга, — вместе с возвышением они образовывали как бы высокую букву «П». На диванах, поджав ноги, сидели мужи в одеждах менее богатых, чем у оборотня, но также посверкивающих всевозможными драгоценностями. Помещение озарял солнечный свет, падающий сквозь витражи в высоком потолке. Была там и пара круглых отверстий без стекла.
Между диванами, задом к Аните, медленно полз какой-то человечек. Преодолев половину расстояния до оборотня, он приподнял голову и взвыл противным козлиным голосом, стараясь перекричать царящий в комнате гул:
Сперва вид у осиянного славой был растерянный и неуверенный, но по мере чтения стихов он слегка приободрился, задрал нос, а осанка его приобрела даже некоторую горделивость — оборотень заметно увеличил плечи и надул грудь. Теперь его руки успокоились.
Мудрецы на диванах снисходительно похлопали. Оборотень повернул голову, затем раскрыл рот — тут же из-за возвышения вынесся худенький низкорослый мужичок и неожиданно оглушительным басом проревел:
— Внемлите, внемлите! Солнцеподобный говорить желает!
Воцарилась тишина: все почтительно умолкли, обратив лица к оборотню. Глашатай, или как там называлась эта должность при дворе, сразу упрыгал за возвышение — Анита уже поняла, что это трон на высоких ножках, накрытый полотнищами ткани, — а Помпон, слегка съежившийся от звуков громоподобного голоса, вновь поднял голову и негромко спросил:
— Так а этот… Оттоман — с ним-то что случилось?.. — Он испуганно смолк, когда из-за трона вновь выбежал худой и заголосил:
— Прекраснейший из могучих выражает интерес по поводу того, что сталось с прежним прекраснейшим из могучих!
Мудрецы стали переглядываться и о чем-то тревожно зашептались. Затем один из сидящих ближе к трону, крупный и седобородый, неловко слез с дивана и вдруг с размаху бухнулся на пол, громко стукнувшись лбом.
— О, вечнейший из вечных, дозволь Джалиму, смиреннейшему из червей, недостойному буравить землю под стопами твоими, ответить на мудрый вопрос твой!
— Ну, ты эта… — растерянно пробормотал оборотень. — Зачем же так… Я, собственно, для того и спросил, чтоб кто-то ответил…
— Джалиму дозволено произносить! — прогудел глашатай.
Стоя на коленях, Джалим выпрямился, поправил чалму и уже обычным голосом продолжал:
— Да будет известно тебе, пасечник Солнца, что прежний луноликий добровольно отказался от власти, когда узнал, что есть, э…
С этими словами мудрец отполз обратно к дивану и тяжело взгромоздился на него.
— Какой благородный поступок! — воскликнул Помпон и сморщился, когда выпрыгнувший из-за трона худой взревел:
— Солнцеподобный выражает восхищение великодушностью своего предшественника!