Есаул из будущего. Казачий потоп

Случившееся в прошлом году он расценил как счастливый шанс для исполнения своих желаний. Страшная беда, накрывшая Польшу, давала парадоксальный шанс для её спасения. Получить под своё начало большое войско, разбить грозного врага, а там и порядки в государстве можно попробовать поменять...

Войско собралось. Ну... почти собралось. Шляхтичи и целые шляхетские отряды продолжали прибывать, однако ждать прихода всех король не стал, отдал приказ о выдвижении к Люблину.

"Так и до зимы можно в Варшаве просидеть. А как мудро заметил Публий Сир, "Bis dat, qui cito dat*". Шляхтичи ведь уже не только прибывают, но и убывают. Кто по болезни, а кто и проев-пропив прихваченные из дому припасы. Да и животами мается всё больше людей. Пусть войско и до половины того, о чём зимой мечталось, не дотягивает, ждать больше нельзя. Дева небесная, святая покровительница, вразуми, вдохнови подданных на ратные подвиги, помоги правильно обустроить государство!"

Король невольно глянул вверх, где должны были обитать господь со свитой. Не ожидая их увидеть, конечно, но в надежде заметить какой-нибудь знак, символ того, что ТАМ не только знают о происходящем, в этом он не сомневался ни секунды, но и готовы способствовать его победе. Одолению тёмных орд с востока силами европейской, единственно истинной цивилизации и окончательному, бесповоротному утверждению её ценностей. Сначала на востоке Речи Посполитой, а потом и дальше. Однако небесные силы в дела земные вмешиваться не спешили. Наверху можно было заметить только многочисленных падальщиков, сопровождавших армию. Считать увеличение числа коршунов и воронов знаком небес не приходилось, эти птицы были скорее ближе антагонистам ангелов. После нашествия вражеских орд прошлого года не только в благородном сословии, но и среди простых людей, даже среди хлопов и челядинцев, возникло сильное стремление разбить лютых врагов, уничтожить их, загнать остатки в самые дальние азиатские степи. Поэтому Владислав делал расчёт на всеобщее воодушевление и желание встать на защиту Ойчизны.

"В Польше у меня семь с половиной миллионов подданных. Где-то десятая часть - шляхтичи. Пусть половина из них женщины, им не место на поле боя, но, значит, треть от другой половины - мужчины в самом, что, ни на есть возрасте бойца. На самом деле не треть, скорее половина, но даже треть - более ста тысяч воинов. Ибо, слава Богу, благородные люди все как один умеют сидеть на коне и владеть оружием. Выйди они на врага, конно и оружно, да выведи с собой, как полагается, по несколько вооружённых челядинцев или наёмников, получится непобедимая армия, способная легко смести любого врага, на востоке или западе, юге или севере. Все соседи должны были бы сложить оружие и подчиниться польскому королю. Мне. Да вот беда, именно меня эти самые подданные ненавидят и боятся больше самых страшных врагов".

Действительно, дружно поддержав осенью короля в желании собрать большую, как никогда, армию для отпора диким ордам, разорившим чуть ли не полстраны, уже зимой многие начали вслух сомневаться в разумности подобного шага. Будто забыв, что огромные вражеские армии в следующем году опять могут вторгнуться в страну, польские шляхтичи волновались по поводу незыблемости своих привилегий. На очередных сеймиках зимой то там, то тут звучало "Не позволям!"

Король подозревал, что это происходило не без участия подсылов от взбунтовавшихся казаков, но его выступление на эту тему вызвало просто вал возмущений.

- Панове! Horribile dictu (страшно произнести), но в стремлении круля собрать такую армию невозможно не видеть его желание покончить с нашими вольностями. Не позволям!