Есенин

— Вы знаете только, что Есенин был госпитализирован с порезанной рукой в начале двадцать четвертого года, так?

— Да! И что многие «доброжелатели» поспешили представить это как попытку покончить жизнь самоубийством. Но эту ложь легко опровергнуть, достаточно посмотреть историю болезни, не правда ли, доктор?

— Совершенно с вами согласен, но вам не известна точная дата… А должен вам сказать, любезнейший товарищ, что срок хранения истории болезни по существующему положению, которое пока никто не отменил, — двадцать пять лет. Так что ваши усилия тщетны, уважаемый Эдуард… простите, позабыл отчество?

— Александрович, — подсказал Хлысталов. — А я все-таки рискну, если позволите!

Они остановились у двери с надписью «Архив».

— Как знаете. Желаю успеха! — ответил врач и, церемонно поклонившись, ушел.

С помощью работников архива института Склифосовского в результате долгих поисков Хлысталову удалось найти журнал регистрации больных, из которого он узнал, что Есенина положили в Шереметевскую больницу, ныне институт Склифосовского, 13 февраля 1924 года.

— Вот еще один документ, смотрите, — протянула работница архива пожелтевший от времени листок. — Есенина привезли в двадцать три часа тридцать минут, лежал он в хирургическом отделении в первой палате. А вот и диагноз — читайте!

Глянув на написанное, Хлысталов усмехнулся:

— Я не силен в латыни.

— Рваная рана левого предплечья, — помогла ему женщина.

— А как же резаные вены? — опасливо спросил Хлысталов.

— Никаких резаных вен не было. Это же документ! Он свидетельствует…

— Огромное спасибо! Клевета опровергнута документально!

В порыве благодарности Хлысталов поцеловал руку, протянувшую ему это свидетельство.

— Ой, что вы? Зачем? — засмущалась сотрудница архива. — Руки у меня не стерильны, а мы все-таки в больнице!

— У вас и руки, и душа чисты… Спасибо еще раз от меня и от имени Есенина! Будьте здоровы!

Торжествующий Хлысталов буквально промчался по коридорам института, постучал в кабинет к главврачу и, услышав: «Да! Да!», вошел.

— Все! Спасибо вам за содействие. Все документы сохранились… Клевета… Резаных ран не было! — выпалил он, запыхавшись.

— Сядьте, любезный! Что вы задохнулись, будто за вами гонятся? Где эти документы? Вы их взяли?

— Что вы, как можно? — отрицательно помотал головой Хлысталов. — Это же архив!

— Подождите, Эдуард Александрович, я прикажу сделать копии.

— Премного обяжете, — обрадовался полковник.

Главврач снял трубку.

— Это архив? Галя! У вас сейчас был полковник из МУРа… Да! Сделайте копии документов, и ко мне! Да! Под мою ответственность. Жду… Сейчас принесут. Давайте пока выпьем за вашу находку.

— Признаюсь, меня не везде так принимают, — улыбнулся Хлысталов.

— Почему?

— Для многих и теперь имя Сергея Есенина «табу» или как красная тряпка для быка…

— Глупость какая! Русофобия, равно как и антисемитизм, омерзительны, я бы даже сказал — преступны! — поморщился главврач, доставая из сейфа бутылку коньяку. — Живем на пороге третьего тысячелетия…

В дверь главврача профессора Герштейна постучали.

— Да-да, войдите! — пригласил Герштейн. Двое чекистов, в которых Есенин сразу бы узнал следователя Самсонова и «подсадного» офицера Головина из тюрьмы ВЧК, решительно вошли в кабинет и предъявили свои удостоверения.

— Профессор Герштейн, мы агенты ГБ… — начал было Головин, но Самсонов перебил его:

— Мы агенты уголовного розыска, из милиции, явились к вам, чтобы арестовать Есенина.

— Да! Скрывающегося у вас гражданина Есенина, — добавил Головин.

— Это какое-то недоразумение… ошибка! — Профессор снял очки, достал платок и стал тщательно протирать стекла. — У нас в больнице Есенин не скрывается, а находится на лечении в хирургическом отделении с диагнозом… — он снова надел очки, вынул папку с документами и, найдя нужный листок, протянул его чекистам: — Вот, прочтите сами.

Самсонов взял листок, недоуменно повертел его и кинул на стол перед профессором.

— Вы что, издеваетесь?!

— Ой, простите! — спохватился Герштейн. — Я забыл, что там по-латыни написано!.. Сейчас! По-русски это звучит так: рваная рана левого предплечья. Представляете, что это такое?! Может начаться заражение крови… Ему надо лежать под нашим наблюдением месяца полтора-два. В противном случае я вам гарантирую хорошее заражение крови. И вообще, на каком основании вы здесь?!! — возмутился Герштейн.

— Не горячитесь, товарищ профессор, — оборвал его Самсонов. — Есть решение судьи Краснопресненского района Комиссарова арестовать Есенина.

— Здесь больница! — не сдавался Герштейн. — Здесь находятся тяжелобольные, и никакой Комиссаров мне не указ. Я буду сейчас же звонить Луначарскому… Нет! Я позвоню самому Льву Давидовичу Троцкому! — Он решительно снял телефонную трубку, но чекист Головин положил руку на рычаг:

— Не надо звонить! Никому не надо звонить, — осклабился он. — Мы вам верим. Только вы дадите нам подписку о сохранении доверенной вам государственно тайны… и…

— И обязательство заранее предупредить, когда Есенина будете выписывать, — добавил Самсонов ласковым тоном, от которого у Герштейна задрожали руки.