Есенин

Выпившие Сандро Кусиков и Мариенгоф играют в шашки на «интерес» — проигравший должен читать свои стихи. На фоне занавеса стоит Есенин, окруженный поклонницами сомнительной репутации, знакомыми актерами и актрисами из театра Таирова, которые расположились прямо на ковре, как зрители в партере, с бокалами и папиросами в руках, внимая своему кумиру. А он, наигрывая на гармошке и приплясывая, пел:

Сыпь, гармоника! Скука… Скука…Гармонист пальцы льет волной.Пей со мной, паршивая сука,Пей со мной!Излюбили тебя, измызгали —Невтерпеж.Что ж ты смотришь так синими брызгами?Иль в морду хошь?

Стихи Есенина легко ложились на музыку. Получалась песня! Горькая и отчаянная. Казалось, вся обида на Райх и других продавших его женщин вылилась в этих строчках.

Я средь женщин тебя не первую…Немало вас,Но с такой вот, как ты, со стервоюЛишь в первый раз.

— Здорово, Сергей! Браво! Так их! — кричала богема и пьяно повторяла последние строчки: —…Лишь в первый раз.

Есенин запыхался, кудри разметались, прилипнув к потному лбу. Он остановился и, обведя сидящих на ковре женщин презрительным взглядом, зло бросил:

К вашей своре собачьейпора простыть…

Но гармошка в его руках прозвучала вдруг тонко и жалобно. И сам Есенин, любящий, страдающий и ранимый, пропел тихо-тихо:

До-ро-гая… я пла-а-ачу-у-у,Про-сти-и-и… про-сти-и-и-и…

Все участники вечеринки, да и сам хозяин, увлеченные выступлением Есенина, не заметили, как в мастерскую тихо вошла Айседора Дункан в сопровождении своего импресарио Шнейдера. Шнейдер хотел было привлечь всеобщее внимание к приходу знаменитости, но Айседора властным жестом остановила его. Она удивленно и с нескрываемым восторгом смотрела на поющего и пляшущего Есенина. Его хулиганская удаль, горящие глаза, лихие звуки гармошки ошеломили Айседору. Минутную паузу, воцарившуюся после того, как смолкла гармошка, первой нарушила Дункан:

— Браво! Браво, товарищ! Браво! — аплодировала она, протягивая в его сторону выразительные руки гениальной танцовщицы.

Есенин замер, глядя на статную женщину с отличной фигурой и очень красивым лицом. Все обернулись и, заверещав, повскакивали с мест, восторженной толпой окружив Дункан:

— Господи, неужели? Сама Дункан! Ура, Айседора! Виват Айседора! Жорж, почему ты не сказал, что у тебя будет сама Дункан?

Необычайно гордый, что приглашенная через Шнейдера Дункан все-таки пришла в его студию, Якулов суетился, пытаясь навести хоть какой-нибудь порядок на столе.

— Айседора, наконец-то! А я думал, вы уже не придете!

Мариенгоф с Кусиковым, стараясь перещеголять друг друга в галантности, помогли Дункан снять пальто и широкополую шляпу. Шнейдер с шумом открыл принесенную с собой бутылку шампанского и, разливая по бокалам, заговорил по-английски:

— Айседора! Знакомьтесь: это московские художники, поэты, артисты… Богема! Театр!

— Богема! Карашо! Лублю! Я есть богема! — говорила она, коверкая русские слова и продолжая неотрывно смотреть на Есенина.

Якулов, поставив на изящный подносик бокал вина, подошел к Дункан:

— Мисс Дункан, надо пить! Дриньк! Обычай! До дна!

— Дриньк! Карашо! Товарищ! — Айседора с изящным поклоном приняла бокал.

Все хором запели:

Дуня! Дуня! Дуня!Дуня, пей до дна!Пей до дна, пей до дна!..

Айседора, медленно выпив ровно половину, неожиданно подошла к Есенину и протянула ему бокал.

— Дриньк! Карашо! Товарищ! Брудершафт, do you want, — добавила она по-английски, исчерпав весь свой запас русских слов.

Есенин, как завороженный, опустил гармонь. Взял бокал и залпом опустошил его.

Дункан, запустив пальцы в его волосы, прильнула к поэту страстным поцелуем.

— Залатая! Га-ла-ва! За-ла-та-я! Га-ла-ва! Ангель! — прошептала она, оторвавшись.

— Боже мой! Она же ни слова не знает по-русски! — изумился Шнейдер.

Что же происходило в эту минуту, в это мгновение между двумя великими людьми?

Знаменитая танцовщица Айседора Дункан, королева танца, покорившая своим искусством Европу и Америку, одна из немногих среди западных интеллигентов, писателей, художников, театральных деятелей, которые устали от сытой американской и европейской жизни, увидела в русской революции освежающую бурю. Она поверила, что на необъятных просторах России строится новое светлое будущее.

— Я хочу танцевать для масс, для рабочих людей, которые нуждаются в моем искусстве… Я хочу танцевать для них бесплатно! Я буду работать для будущего русской революции и для ее детей.

Одержимая этими идеями, приехала она в Москву, совершенно не предполагая, что здесь, теплым осенним вечером, ей предстояло встретить свою судьбу, свою последнюю любовь, своего единственного законного мужа — великого русского поэта Сергея Есенина.