Есенин в быту

– Видишь ли, – начал издалека Есенин. – В жизни каждого человека бывает момент, когда он решается на… как бы это сказать, ну, на один шаг, имеющий самое большое значение в жизни. И вот сейчас у меня… такой момент. Ты знаешь, что с Айседорой я разошёлся. Знаю, что в душе осуждаешь меня, считаешь, что во всём я виноват, а не она.

– Я ничего не считаю и никогда не вмешиваюсь в семейные дела друзей.

– Ну хорошо, хорошо, не буду. Не в этом главное.

– А в чём?

– В том, что я решил жениться. И вот ты должен дать мне совет на ком.

– Это похоже на анекдот.

– Нет, нет, Ты подожди. Я же не досказал, Я же не дурачок, чтобы просить тебя найти мне невесту. Невест я уже нашёл.

– Сразу несколько?

– Нет, двух. И вот из этих двух ты должен выбрать одну.

– Милый мой, это опять-таки похоже на анекдот.

– Совсем не похоже… – рассердился или сделал вид, что сердится, Есенин. – Скажи откровенно, что звучит лучше: Есенин и Толстая или Есенин и Шаляпина?

– Я тебя не понимаю.

– Сейчас поймёшь. Я познакомился с внучкой Льва Толстого и с племянницей Шаляпина. Обе, мне кажется, согласятся, если я сделаю предложение, и я хочу от тебя услышать совет: на которой из них мне остановить выбор?

– А тебе разве всё равно, на какой? – спросил я с деланым удивлением, понимая, что это шутка.

Но Есенину так хотелось, чтобы я сделал хотя бы вид, что верю в серьёзность вопроса. Не знаю, разгадал ли мои мысли Есенин, но он продолжал разговор, стараясь быть вполне серьёзным.

– Дело не в том, всё равно или не всё равно… Главное в том, что я хочу знать, какое имя звучит более громко.

– В таком случае я должен тебе сказать вполне откровенно, что оба имени звучат громко.

Есенин засмеялся:

– Не могу же я жениться на двух именах!

– Не можешь.

– Тогда как же мне быть?

– Не жениться совсем.

– Нет, я должен жениться.

– Тогда сам выбирай.

– А ты не хочешь?

– Не не хочу, а не могу. Я сказал своё мнение: оба имени звучат громко.

Есенин с досадой махнул рукой. А через несколько секунд он расхохотался и сказал:

– Тебя никак не проведешь! – и после паузы добавил: – Вот что, Рюрик. Я женюсь на Софье Андреевне Толстой».

Биографы по-разному оценивали этот шаг поэта: польстился на фамилию гения, надоело бродяжничать по чужим углам, попытался отойти от мнимых «друзей» и зажить по-новому… Лишь немногие видят в этом поступке искреннее проявление чувств.

Писатель Н. Н. Никитин свидетельствует:

«Встреча с замечательным человеком, С. А. Толстой, была для Есенина не „проходным“ явлением. Любовь Софьи Андреевны к Есенину была нелёгкой. Вообще это его последнее сближение было иным, чем его более ранние связи, включая и его роман с Айседорой Дункан. Однажды он сказал мне:

– Сейчас с Соней другое. Совсем не то, что прежде, когда повесничал и хулиганил…

– Но что другое?..

Он махнул рукой, промолчал».

Толстая была для поэта как последняя соломинка для тонущего. Его свояк Василий Наседкин, вспоминая поездку в Константиново 7 июня, писал:

«До этого я, как и все знавшие Есенина, считал его за человека сравнительно здорового, но здесь, в деревне, он был совершенно невменяем. Его причуды принимали тяжёлые и явно нездоровые формы. Через два дня, возвращаясь вдвоём на станцию, я осторожно сказал ему:

– Сергей, ты вёл себя ужасно.

Слегка раздражаясь, Есенин стал оправдываться.

Но чуть ли не в этот же день, вспоминая деревню, Есенин оправдывался уже по-другому. Он жаловался на боль от крестьянской косности, невежества и жадности. Деревня ему противна, вот почему он так…

– Это не оправдание. Тебя все ценят и любят как лучшего поэта. Но в жизни этого мало. Пора растить в себе человека.

Есенин был почти трезв, заговорил торопливо:

– Ты прав, прав… Это хорошо – „растить человека“. Разве вот жениться на С. Толстой и зажить спокойно».

Женился, но, к сожалению, это уже не помогло поэту, судьбу которого дирижёр Н. С. Голованов называл трагедией цилиндра и лаптя. Николай Степанович написал на стихи Есенина цикл романсов: «О, матерь Божия!», «Хороша была Танюша» и другие. Этим, считал Голованов, он отдал долг «златокудрому ангелу», благоуханно тонкому лирику, который замучил и осквернил своё «целомудренное дарование – простое и душистое, как лесной ландыш, – в омуте грязи и свинства городской, пьяной, угарной жизни».

Бывший. Жизнь Лидии Ивановны Гринёвой, женщины крайне чувственной, была трудной, с большими эмоциональными перепадами. В молодости – встречи с поэтами из окружения Сергея Есенина, посещение ими её дома, посиделки за самоваром, чтение стихов.

– Читали у нас свои произведения многие, читал и Сергей Есенин. От всех поэтов его отличала необычная, я бы сказала, артистическая манера чтения. Каждое его стихотворение было как зарисовка настроения. Никогда два раза он не читал одинаково. Он всегда раскрывался в чтении – сегодняшний, сиюминутный, когда бы ни было написано стихотворение. Помню, после чтения «Чёрного человека» у меня вырвалось: «Страшно!» Все на меня оглянулись с укоризной, а Сергей Александрович помолчал и откликнулся как на собственные мысли: «Да, страшно!» Он стоял и смотрел в замерзшие окна.