Эсфирь, а по-персидски - 'звезда'

В семнадцатый день афанима Аминадав не выдержал: проснувшись на рассвете, он почувствовал, что его сердце устало томиться в ожидании и так сильно, болезненно колотится в груди, что может долго не выдержать. Тогда Аминадав приказал запрячь повозку, взял с собой двух слуг, потому что сам уже с трудом удерживал вожжи, и спешно отправился за город. Он не стал ничего сообщать Иаиру, потому что побоялся, что тот начнет его отговаривать и даже вовсе не отпустит в путь, потому что ночью снова лил дождь, и наверняка мог размыть многие дороги.

"Я ещё вон, когда собрался умирать, - подумал Аминадав. - Но все мне что-то некогда, хотя голова с каждым днем кружится все сильнее. Медленно вытекает из меня душа, а по ночам сильно ноют мои кости, словно кто-то взялся грызть меня изнутри, не зная ни покоя, ни сна. Но разве могу я распрощаться с жизнью, пока не повидаю Абихаила? Ничего не поделать, значит, придется, мне теперь самому к нему ехать. Иаир ещё слишком молод, чтобы понять меня, и ему я уже сказал в день покаяния все, что лежеало у меня на душе, он хоть и поругает, но потом все равно простит меня..."

Но самое главное, что во время бессонной ночи, в сердце Аминадава прокралась одна страшная догадка, которой он ни с кем не мог поделиться, прежде чем не узнает, случилось ли это на самом деле или привидилось в болезненном сновидении.

Нынешней ночью Аминадаву вдруг пришло в голову, что Абихаил потому и не приехал в Сузы, что решился исполнить свое давнее намерение и, наконец-то накопив достаточно денег и имущества, отправился вместе с Анной в Иерусалим, на родину предков. То, что он выбрал для похода самый неудачный, дождливый месяц, было вполне в духе Абихила. И то, что Абихаил решил не прощаться со старшими братьями и лишь готовил всех к такому известию при помощи разнообразных присказок и загадок, тоже было на него весьма похоже. Увы, увы, все это было чересчур похоже на правду...

Ночью Аминадав припомнил, что в последнее время с каждым приездом в Сузы Абихаил казался братьям все более странным и непостижимым, а порой настолько непонятно выражал свои мысли, что доводил вспыльчивого Иаира до белого каления. Особенно два последних раза, когда он приезжал без Анны, занятой делами в лавке, которая обычно вс же смягчала своим присутствием встречи сильно несхожих по характеру братьев, как будто бы родившихся от разных матерей.

Например, Абихаил снова, как в прежние годы, несколько раз назвал себя Авраамом, а жену свою - Саррой, и опять с многозначительным видом сообщил, что вскоре братья узнают о нем нечто такое, чего никак не ожидают узнать, но он никак не может до поры, до времени раскрыть своей тайны.

"Сегодня кто-то во сне позвал меня и жену в дальнюю дорогу, такую дальнюю, что она уходила в звездное небо", - даже так, совсем уж прямыми словами выскахзался во время последнего приезда Абихаил, но его снова словно бы никто не услышал, а точнее только сейчас до Аминадава стал доходить смысл его речей.

Теперь Аминадаву было яснее ясного, что произошло то, что должно было случиться - неотвратимая разлука, и он не успел проситься с братом перед дальней дорогой. Перед собственной дальней дорогой, - потому что он собрался в края ещё более дальние, чем Иерусалим.

"Кто, кроме Него знает: откуда берется в нас дыхание? И откуда вдруг появляются кости в беременной утробе? И куда Он двинет наши тяжелые стопы дальше, так что они вдруг побегут?" - сказал во время прощания с братьями Абихаил с таким лукавым видом, словно вопросы эти содержали подсказку к его тайне.

"Куда дальше двинет Он наши тяжелые стопы?"

Чем больше размышлял Аминадав по дороге про загадки Абихаила, тем настойчивее приказывал слугам торопить коней, хотя и догадывался, что все равно навряд ли сумеет остановить ход неизбежных событий. Только безумец, тот, кто вовсе потерял рассудок, отважится отправляться в дальний путь осенью, накануне зимних ливней и бурь, без покаяния и благословения старших братьев, и, в конце-концов, без приличных запасов серебра для откупа от грабителей и разбойников! На всякий случай Аминадав взял с собой все накопления, которые были у него в доме, - если Абихаил ещё только собирается в дорогу и укладывает поклажу, можно хотя бы облегчить его путь и дать в дорогу побольше денег. Кто же ещё ему поможет, если не старший и совсем уже старый брат, которому на том свете все равно ничего не понадобится, кроме чистой совести?

Повозка все время застревала в грязи, то и дело приходилось останавливаться, вытаскивать из колеи колеса, и, похоже, слуги впервые в жизни слышали от своего спокойного хозяина такие нетерпеливые окрики, вперемешку с молитвами и непонятными причитаниями, из которых получалось, что они ещё неделю назад должны были что есть мочи мчаться по этой дороге, а не дожидаться этого дня и такого дождя, который лил за шиворот.