Еще не все потеряно

В ванной комнате девушку почему-то особенно поразила черная, вся в паутине дыра в стене на месте вырванной вентиляционной решетки. Грязное белье было вытряхнуто в ванну, корзина валялась тут же.

Пустив воду, девушка долго терла руки, смывая с них невидимую грязь.

Измазала мылом рукава шубы, недолго думая, и их подставила под водяную струю.

Осознав наконец ненормальность своих действий, она насухо вытерлась, вернулась в прихожую, набрала номер и осипшим от волнения голосом проговорила:

— Приезжайте скорее! Ограбили нашу квартиру. А внизу, в подъезде, лежит мой отец. Мертвый! — И разрыдалась в телефонную трубку.

Четверо крепких мужчин с обнаженными головами без суеты вынули гроб из автобуса, осторожно установили на приготовленные табуретки неподалеку от свежевырытой могилы.

Бил порывами колючий ветер, мела поземка, и собравшиеся переминались ногами, скрипя снегом, отогревали лица воротниками и варежками.

Провожающих было немного, несмотря на то что покойный был общительным и доброжелательным человеком и имел много друзей и знакомых.

— Зима, знаете ли, февраль! — изрек соседу мужчина, щуривший глаза за

Толстыми стеклами очков, придерживая обеими руками углы поднятого воротника пальто. — Здесь одному только не холодно. — И кивнул на лежащее в гробу, с головой укрытое саваном тело.

— Зачем вы так! — поморщился его сосед.

— Да бросьте! Аркадий был человеком веселым. Мы с ним росли вместе.

Начались речи. Произносимые косноязычными от мороза ораторами, они мало кого интересовали.

У гроба вплотную стояли двое — девушка в длинной дорогой шубе, прижимавшая к груди руки в тонких кожаных перчатках, и мужчина с тяжелым нетрезвым взглядом, опиравшийся крупной рукой о его обитый черным сборчатым крепом край.

Порывом ветра приподняло и откинуло уголок савана с лица покойного. Стоявшие ближе глянули и отвели глаза. Покойник был страшен.

Седенький дедок в шапчонке, сбившейся на сторону, бестолково суетившийся, чтобы пробиться в первые ряды, замер и, вытянув худую шею, обмотанную затасканным шарфиком, забормотал довольно громко:

— Прощай, брат! Прощай! Брат, прощай!

Его бесцеремонно пихнули локтем в бок, оттерли назад.

Мужчина у гроба, заметив непорядок, шагнул и поправил покров, подвернув его негнущимися пальцами под мертвую голову. Обвел взглядом стоявших вокруг и, увидев дедка, топочущего разбитыми валенками в стремлении опять протиснуться поближе, недобро прищурился, сжал побелевшие губы. Этот прищур пригнул дедка, будто груз взвалили на его сутулые плечи. Виновато опустив голову, он поглубже засунул руки в карманы грязного пальто и отошел в сторону, оглядываясь через плечо, как побитый пес. Оказавшись в стороне, он потер седую щетину на впалых щеках и, покопавшись за пазухой, достал водочный шкалик, бережно завернутый в тряпочку. Вытянув зубами полиэтиленовую пробку, перекрестился украдкой и со словами: «Ну, Володечка, пусть земля тебе будет пухом!» — как следует глотнул крепкого прямо из горлышка. Вытерев губы и глаза, он качнул головой, будто не соглашаясь с кем-то, и проговорил укоризненно;

— А землицы ком в могилу, на гроб, бросить-то надо! — И двинулся обратно, в уже зашевелившуюся толпу.

Земля принимала в себя тело, найденное в подъезде двумя ночами назад.

ГЛАВА 1

Подобно многим из ее профессиональной среды, свое имя она любила называть по любому поводу. Перенятая у западных тележурналистов манера, способствующая, по их мнению, повышению популярности.

— Алла Анохина! — услышала я впервые по телефону в самое неподходящее время — около восьми часов тусклым зимним утром, и если бы мои уши в тот момент работали как глаза, которые никак не хотели открываться, то вряд ли она достигла бы в общении даже того немногого, что ей удалось. — Алла Анохина, ведущая телепередачи «Закон и порядок» беспокоит вас.

— Зачем? — спросила я, испытывая одно желание — уткнуться носом в теплую подушку еще часа на полтора-два.

— Доброе утро, Татьяна Александровна! — напомнила она о вежливости.

— Здравствуйте.

Я наконец разлепила глаза и глянула на часы, мерцавшие зелеными цифрами.

— Вы знаете, который час?

— Рано, извините, — отвечала Алла Анохина, — но вас трудно застать дома, а номера телефона вашего офиса я найти не смогла.

Услышав про офис, которого у меня никогда не было, я почувствовала раздражение, естественное, когда прерывают сон невыспавшегося человека и несут при этом ахинею. Чтобы не проснуться окончательно, я на полуслове, в середине длинной вежливой фразы, нажимаю пальцем на рычаг. Пусть Анохина думает, что нас разъединили.

Она не позвонила больше в то утро, видимо, не поверила в технические неполадки и вежливо решила не беспокоить. Но вечером, возвращаясь домой, я услышала сзади знакомый голос:

— Татьяна Александровна!

От стоящей неподалеку машины ко мне спешила женщина, руками, засунутыми в карманы, придерживая на месте полы расстегнутой дошки собачьего меха.

— Алла Анохина! — отрекомендовалась, подойдя вплотную. — Я звонила утром, но нас разъединили.

И рассыпалась в извинениях за причиненное беспокойство.