Ещё один плод познания. Часть 2 (СИ)

- Я тоже не знаю, - сказала Луиза. - Встретилось в одном романе... сноски нет, но, видимо, цитата откуда-то...

- Вкусно очень, - Натали зачерпнула ложку с верхом сгущённого молока, чтобы добавить в растворимый кофе - она налила себе ещё чашку... - я тоже люблю пить со сгущёнкой... даже странно, что большинство предпочитает обычное молоко... "Падающего - толкни", - ещё раз повторила она... - Нет, Луиза, ничто подобное никому из нас не пришло на ум. И потом, если "падающий" увлекает тебя за собой в бездну, то... помните - Атос, убивший Мордаунта ножом, когда тот пытался утопить его, опрокинув в море?..

- Помню, - оживлённо отозвалась Луиза, - и у Гюго есть такая ранняя, наивная повесть, там злобный карлик хотел утянуть героя в пропасть, но тот рванулся и сумел спастись, и шут полетел на острые камни один... Но в обоих случаях там эти погибающие платят злом за милосердие... за опрометчивое милосердие...

- Опрометчивое и едва ли правдоподобное. И, понимаете... формулы отношения к подобным действиям нет и не будет. - Натали примолкла на несколько секунд, рассматривая узоры на серебряной ложечке и как будто бы взвешивая, сказать ли что-то ещё... Потом решилась. - Знаете... возвращаясь к тем самым моим истокам, - вот что дедушка с маминой стороны однажды рассказал... Он хорошо помнил, ему лет десять уже было... Его мама - та, в чью память меня и назвали, - ехала с ним и двумя младшими дочками в поезде на юг... откуда они потом и уплыли одним из "эмигрантских" рейсов... И была у них где-то вынужденная остановка между станциями; что-то в паровозном механизме отказало, машинист с помощниками лихорадочно устранял неисправность, а тем временем вблизи собралась довольно большая... то ли толпа, то ли банда... там, понимаете, бродили бездомные из разорённых войной сёл, и они подчас - от голода и безысходности, - собирались в шайки и грабили проезжавших. И не только грабили - бывали убийства, и... разное случалось... А тут - поезд стоящий, и множество пассажиров, в основном - люди гражданские, не способные защититься... женщины с детьми... Начали ломиться в вагоны - кольями, камнями... у некоторых ножи на поясах были... И - никто не знает, чем бы это закончилось, если бы не ехал этим поездом один бывший офицер, у которого было два пистолета... или револьвера... Он начал стрелять - то ли сперва поверх голов, то ли сразу на поражение; они, не ожидавшие ничего подобного, стали разбегаться... И он крикнул им, что убьёт любого, кто приблизится на расстояние выстрела, - и это подействовало... Тем временем паровоз привели в порядок, и состав двинулся...

- И были убитые? - спросила Луиза.

- Были, - кивнула Натали, - и дедушка помнил, что в том числе упали замертво двое-трое подростков... Ведь к таким шайкам иногда и дети прибивались, которым деваться было некуда... Вот так... И, насколько ему припоминалось, потом, уже будучи избавлены от опасности, живые и невредимые, подъезжая уже, кажется, к пункту назначения, некоторые - за глаза, конечно, - называли то, что этот человек сделал, "зверством". Убил голодных, осиротевших, отчаявшихся... Некоторые так говорили, хотя и не все. При том, что ни один из них не знал, что было бы, вломись тогда эта стая - с кольями, с ножами, - внутрь поезда...

- Живые и невредимые, - произнесла Луиза, - и благодаря этому имевшие возможность высказываться. Кому-то - рассуждать и осуждать; а этот... офицер или кто бы он ни был... он один решился что-то сделать, и защитил всех... и ему одному - крест памяти о содеянном... Не тем, кто бездействовал, - ему, совершившему...

"И была ли рядом с ним женщина - охранительница его души?.." Её охватило "благодарное" - она мысленно как бы ощутила страх пассажиров того поезда, - сочувствие к этому человеку, жившему без малого сто лет назад в иной стране... И ещё - чувство душевной близости к сидевшей напротив женщине. Она видела, что Симоне колебалась - посвятить ли её в семейное воспоминание, - но, значит, очень хотела "поддержать"...

- Натали, - спросила она, - а почему вы работаете именно в полиции?