Еще один шанс

С полатей свесили нечесаные косматые головенки трое худеньких, чумазых ребятишек. Ещё один ползал возле печи. Самый маленький уткнулся щекой в голую грудь матери, вытаращив глазенки на вошедшего. Лихорадочный взгляд женщины больше всяких слов говорил о том, как она измучена. Безжизненные, усталые глаза, свалявшиеся волосы, то и дело падающие на лицо из под грязного платка, острые плечи, прикрытые латаной одежонкой.

— Здорова будь, бабонька. — Афанасий, перекрестился на божницу. — Дома ли хозяин?

— Здравствуй, гостьюшка дорогой. Заходи, присаживайся. Никитушка мой припозднился чевой-то. В лес с утречка ушел, мож еду принесет, так до сих пор нету.

Баба оторвала от груди младенца, уложила его в зыбку, затем смахнула с лавки тряпье.

— Присядь, батюшка. Чичас, поди, скоро, заявится государь мой.

Догорал огонек в светце. Хозяйка достала новую лучину, запалила. Худущая серая кошка, мурлыча, подошла и стала трется головой о её ноги.

— Мам-ка-а, и-и-ись, — пропищал ползавший возле печи мальчонка лет трех, ухватив мать за подол домотканого сарафана. Начал дергать за ткань, шамкать губами.

— Кусать хотца, — поддержала его девочка чуть постарше. Скрючилась, обхватила руками худые колени.

— Тихо всем! — мать шлепнула мальчонку по заду и уселась за прялку, начала прясть.

Вскоре в избу заявился хозяин — Никита Голый локоть. Сбросил изодранную шубейку в угол, уселся на лавку, устало вытянув ноги, выжидающе поглядел на нежданного гостя.

— Здрав будя, Никита, — гость произнес густым басом. — Меня кличут Афанасий. Из Таганово приехал, к тебе. От нашего помещика, с антиресным предложением.

— Поди знаешь про нас и наше невеселое жилье, — гость запустил огромную лапищу себе в бороду.

— Как же, не знать. Земелька-то слухом полнится. Слыхал я о чудачествах вашего помещика. Матрена, собери-ка на стол. Вечерять пора.

— А и вечерять-то нечего, кормилиц, — хозяйка вздохнула и развела руками. — Токмо шти пустые да квас.

— И то ладно. Подавай на стол чего бог послал. В животе урчит, с утра не емши. Да и гость с нами сотрапезничает. Не правда ли, Афанасий? Сделай милость, откушай с нами.

Матрена загремела ухватом. Чада сползли с полатей, собрались вокруг стола — худые, вихрастые, в темных до пят рубашках — заплатка на заплатке. Женщина налила из горшка в большую деревянную чашку щей из кислой капусты, подала ложки и выдала каждому по вареному кругляшу-свекольнику.

— Ты уж не обессудь, Афонасий, — между делом извинился хозяин за своё житьё-бытьё. — Хлебушка у нас нет с Никона Исповедника. Шти, вот, свеклой закусываем. Всё животу посытней.

Перед едой все встали, помолились на икону и принялись за скудное варево. Гость, хозяева и ребятенки ели жадно, чавкая, торопливо поглощая постную еду. Никита то и дело стучал деревянной ложкой по чумазым лбам ребятишек, не в свою очередь тянувшихся в чашку за варевом. Ложка в его огромной руке казалась крохотной, хотя на самом деле она была чуть поменьше ковша.

— Ишь-ти, галчата вертикрылые, — любо, больше для порядку, он поругивался на них.

Повечеряли. Дети снова полезли на полати. Все молча уставились на приезжего.

— Ну, с чем пожаловал, гость дорогой? — наконец-то произнес хозяин.

— Не шибко, вижу, хорошо живешь-поживаешь, — приезжий гость горестно завздыхал.

— А-а! — махнул рукой Голый локоть. — Голод живота не пучит, а легко ходить учит. Ничего проживем как-нибудь.

— Вот и я говорю, — подключился к беседе приезжий. — Голодному вздыхается, а сытому отрыгается. Понимаешь, Никита, тут такое дело… Даже не знаю с чего начать то-о… — Он задумчиво почесал затылок.

— У нас в Таганово, у нашего нового барина, очередная потеха. Господин наш вумный, начитанный, за границей бывал. Много чаго видел! Одним словом: Зимой заняться ему нечем — скучает. Замучила его эта… как её… опять забыл это мудрёное слово… А, вспомнил — социальная ипохондрия. Страдает наш кормилец — родной ентой заморской болезнью с утра и до сумерек. Сам мучается и нас православных гнобит почём зря. Уже не знает, что бы ему такое придумать и как развеселиться.

— Да уж, — задумчиво поддержали говорившего, попутно с интересом рассматривая драные портки.

— И главное, в округе мор скота после засушливого лета. Народу по деревням кушать нечего. От голода животы сводит, а ему хоть бы хны. Бесится, и всё какие-то замудрёные игрища выдумывает.

— Вот, примерыча, недавно посетила его светлую голову новая мыслишка! Решил зимой очистить свой лес от снега. Весь его свести в поле. Представляешь!!! А там этого снега! — до неба навалено. Мы всей деревней естестно выступили против — попрятались от работы. Говорим старосте — не потянем столько работы, надорвемся. А барину хоть бы хны! Хочу грит по зимнему лесу ножками гулять. Зверушек глядеть. Лисичек кормить с руки.

— Господи, Иисусе Христе, сыне божий, помилуй нас, — перекрестилась хозяйка. — Вот дурь-то у бар несусветная. Развешь можно лис! С руки кормить?