Еще один шанс (сборник)

Но вышло так, что в мужья его пришлось взять мне. Да, он оказался мужем на моем иждивении. Целый год он болтался без дела: из спорта ушел, в ансамбле не прижился, о серьезной работе экономиста не мог думать без отвращения. Я устроилась уборщицей. Но когда родился наш ребенок, ему пришлось взяться за ум. Он устроился вторым тренером в только что открывшийся фитнес-клуб (тогда они назывались иначе) и стал тренировать смазливых дамочек, жен кооператоров. Класс новых русских еще только нарождался. С его-то дипломом, в лихое время перестройки, он мог бы стать воротилой на финансовой бирже, но он абсолютно не разбирался в котировках, марже и прочих премудростях продвижения средств. Не разбирался и не пытался вникнуть. Зато оказалось, что в женских прелестях он разбирается отлично. Скоро мне открылась одна интрижка, затем другая, но он и не собирался уходить от меня. Я же не могла бросить его из-за ребенка. Я к тому времени закончила курсы бухгалтеров и стала прилично зарабатывать. Он по-прежнему бегал из клуба в клуб, принося домой крохи.

И вдруг он словно проснулся. Нашему сыну было восемь лет, когда отец взялся за него, решив сделать из ребенка профессионального гребца. Вначале тренировал его сам, потом определил к опытному наставнику. И сын тоже стал отдаляться от меня. Его включили в сборную города, затем страны. Я почти не видела своего мальчика. А став взрослым, он заключил контракт с зарубежным клубом и покинул родину. Каким-то пунктом сыну удалось включить в договор и присутствие рядом папаши.

Я осталась совсем одна – высохшая ветка с колючками обид на стебле.

* * *

Мне не спалось. Колеса продолжали стучать на стыках, я бичевала себя: какой же глупой и наивной была в двадцать лет. Игра мускулов и перезвон гитарных струн затмили суть моего спортсмена. А человек-то он был мелкий, подленький. Он использовал меня и выбросил вон. Конечно, я могу заработать себе на хлеб, но разве это главное? Мне просто не хочется жить, я еле удерживаюсь, чтобы не натворить глупостей. Все-таки следует подкрепиться, решила я, сходила за кипятком и принялась ужинать. Фирменные упаковки копченой колбасы и печенья пришлись кстати.

Поезд шел почти без остановок, по-прежнему я ехала одна. Вновь открыла купленную на вокзале книжку и стала разглядывать иллюстрации. Черно-белые оттиски были нечетки. Всесильные мойры – богини, определяющие судьбы людей, – не отличались красотой: лица их были усталы и невыразительны. А если бы эти мифические девы существовали на самом деле? Что стоило попросить их связать новый узор моей судьбы? Волнение охватило меня, как будто мне уже даровали эту возможность. Я легла на бок и уставилась в стену. Если бы я сделала другой выбор?

2

В поезде дальнего следования я еду впервые. Немного тревожно, но интересно ехать так далеко с незнакомыми людьми. Я только что закончила второй курс института, но голова моя напичкана фантазиями о неземной любви, о служении любимому человеку, о самоотдаче и чувстве долга. Все эти ценности как-то ненароком привил мне дедушка, профессор университета.

Дама внизу, на полке подо мной, вяжет длинный ажурный чулок. Примерила его на свою босую ногу – не нравится, тут же начинает распускать. Она ни с кем не вступает в разговор. Пожилой мужчина у окна тоже молчит. Но мне кажется, что он вот-вот заговорит со мной, но пока не решается. Жаль. У него такой умный, проницательный взгляд, наверно, он много повидал и может рассказать что-нибудь интересное. А пока он читает книгу. На обложке угловатые буквы, по начертанию как греческие, но я не смогла разобрать название. Может, он учитель истории?

Парень на верхней полке напротив меня почти всю дорогу отсутствует. Он едет в другом вагоне со своими друзьями-спортсменами. Вчера он заглянул сюда на полчасика, повыставлялся перед нами, даже спел под гитару пару песенок. Смех один: слуха нет, голос никакой и все пение под один аккорд. Я таких трепачей терпеть не могу, обхожу за версту. Как будто в другой, неведомой мне жизни получила печальный опыт. Разумеется, я вчера отказалась пойти с ним в другой вагон, к его компании. Он вернулся под утро, вдрызг пьяный, потом безобразно храпел на своей полке. Но прежде, спьяну, завалился прямо на старушку, чей испуганный визг разбудил все купе. Лишь к обеду он проснулся и снова ушел балдеть к своей компании. До сих пор перегар из купе не выветрился.

Я спустилась со своей полки и присела на нижнее место, чуть отстранясь от пожилого мужчины. Он придвинул мне свою книгу, и прежде неясные буквы сложились в четкий заголовок: «Сонник Артемидора».

– Не читали, случаем?

– Нет, не читала. А вы умеете толковать сны?

– Боже упаси, – улыбается попутчик в седые усы. – Я преподаю в сельской школе историю. Так что греческие философы поневоле стали мне друзьями. А сны толковать смысла нет. Это обычный разговор с самим собой.