И снова потекли безмятежные дни. Мария и Вениамин Михайлович впервые вместе встречали весну. И так хорошо им было вдвоем. По-прежнему Мария во всем потакала своему гражданскому мужу, во всем его поддерживала. И только узаконить их отношения не желала. Она сказала, что потеряла паспорт, когда он снова стал настаивать на ЗАГСе.
Вениамин Михайлович полагал, что дело в его слабоватой мужской активности. Его подруга боится, что он, когда постареет, вовсе не сможет ее удовлетворять. Темперамент у Марии был бешеный! Но это предположение не казалось Вениамину Михайловичу обидным, напротив, поведение Марии говорило о ее бескорыстии. Другая ухватилась бы за его предложение. Мария уже знала, что на его счете в банке имеется кругленькая сумма, что он – обладатель выгодных акций. И должность у него была в администрации города престижная. И тем не менее не пыталась овладеть через замужество его собственностью.
В очередной раз Мария ушла от разговоров о браке, прильнула к Вениамину Михайловичу, и дивная ночь любви вступила в свои права.
Светало весной рано, да и щебетание птиц за окном не давало спать. Вениамин Михайлович, не разлепляя глаз, лежал на спине и мучился от бессонницы, разные мысли кружились в его голове. Наконец ему показалось, что Мария пошевельнулась.
– Ты не спишь, Маша? Я хочу тебе в чем-то признаться.
– В чем же? – сквозь туман сна откликнулась Мария.
– Я подумал, что, если ты забеременеешь, больше не будешь упираться, выйдешь за меня замуж.
– Ты уверен?
Они разговаривали, по-прежнему не открывая глаз. Спали и бодрствовали одновременно. И от этого их беседа текла лениво и неспешно.
– Вполне. Так вот, я уже несколько дней подменяю пилюли в твоей коробочке. Вместо противозачаточных таблеток подкладываю витамины.
Мария подумала, что на ее самочувствии это никак не отразилось. Видно, в организме скопился прочный запасец этого препарата, или уже началась выработка собственных гормонов. А значит, она не так зависима от этого средства.
– А если я откажусь рожать, сделаю аборт? – сказала она, поддразнивая любовника.
Окончательно проснувшись, Мария приподнялась на локтях и потянулась к губам Вениамина Михайловича.
Что-то в поцелуе насторожило его. Он открыл глаза.
– Нет! Нет! – вскрикнул Вениамин Михайлович. Дряхлая, морщинистая старуха склонила над ним свое лицо. – Кто вы? Как попали в мою постель?
– Ты о чем, Веня?
– Не приближайся ко мне, старая! Задушу!
Вениамин Михайлович дернулся к краю постели, глаза его расширились от ужаса. Убийственная догадка мелькнула в мозгу Марии. Зеркало напротив кровати подтвердило ее. Свое помолодевшее полгода назад лицо Мария приняла тогда как должное. Но лицо морщинистой старухи не могло принадлежать ей! Однако сомнений не было – это она, Мария.
Она превратилась в жалкий кулачок без фигуры, без внешности. И одновременно с утратой молодого тела к ней вернулся разум программиста. Мария наблюдала сцену как бы со стороны. Решение пришло в один миг.
– Не пугайся, милый! Я – Машкина бабушка. Хорош, милок, девок трепать! «Ребеночка сделаю!» Сделать-то ты сделаешь! А растить кто будет? Ты, она сказывала, ходок еще тот! Не увидишь ты больше Машку. Не дам я тебе своей внучке жизнь портить. – Охрипший за ночь голос Марии вполне подходил для ее новой роли.
Вениамин Михайлович выскочил из постели, наскоро напялил на себя одежду и выбежал из квартиры. На улице он немного пришел в себя. Какова старуха! Не постеснялась в чужую постель забраться! Тут же навалилась злость на Марию. Видно, та подослала знакомую старуху-актрису: вряд ли родная бабушка пошла бы на такие подвиги! Ну, пусть только девчонка заявится вечером! Уж он задаст ей. Вениамин Михайлович думал о Маше как о напроказившем ребенке: верно, решила его попугать. И эта проказница и насмешница еще больше напоминала Машку-школьницу. И любовь к девушке еще сильнее переполняла его, несмотря на пережитый стресс.
Мария стояла в подземном переходе, под главным перекрестком города. На лоб ее был низко натянут черный платок. Темная хламида свисала с угловатых старушечьих плеч, морщинистая ладонь тянулась за милостыней к прохожим. Никто и никогда не узнал бы в дряхлой нищенке Марию, даже сотрудники с последнего места работы.
Мария не смотрела на прохожих, она презирала их. У нее было достаточно энергии и сил, чтобы рекламировать колбасу в магазине. И хватило бы ума, чтобы составлять программы на компьютере, но она стояла с протянутой рукой. Менялись ее одежды, ее лицо и тело: то юная девушка, то старуха, но в душе Мария неизменно оставалась женщиной средних лет.
Она испуганно затаилась, когда очередной прохожий, припечатав к ее ладони мелкую купюру, не пошел равнодушно прочь, а вдруг остановился и стал внимательно ее разглядывать. Она взглянула на него и сразу узнала: это был доктор, прописавший ей злосчастные пилюли.
– Вы ведь лечились у меня? – неуверенно спросил он. – Очертание вашей родинки на щеке мне знакомо, да и глаза тоже…
Мария молчала, хотя ей было в чем обвинить эскулапа.