Еще один шанс. Три президента и кризис американской сверхдержавы

Вторым событием, разочаровавшим тех, кто надеялся на то, что эффективное лидерство Америки сформирует мир, подчиненный единым правилам, было появление разногласий между Америкой и Европой относительно наднациональных правил. Соединенные Штаты возражали против таких политически чувствительных соглашений, как Оттавский договор, запрещавший пехотные мины (отвергнутый на представленном военными законном основании, что войска США в Южной Корее развернули широкие минные заграждения вдоль линии перемирия с чисто оборонительными целями), и Римский статут нового Международного уголовного суда (МУС), в соответствии с которым военный персонал США мог бы быть подвергнут международному судебному преследованию за военные преступления. Клинтон действительно подписал последний договор в самом конце своего президентства, но не представил его на ратификацию. Такая попытка, безусловно, потерпела бы неудачу в Конгрессе, настроенном все более подозрительно в отношении взглядов Клинтона.

Еще больший вред репутации Клинтона как прозорливого лидера нанесла неудачная попытка Соединенных Штатов поддержать международные усилия, направленные на принятие мер против возрастающей угрозы глобального потепления. Киотский протокол — продукт длительных переговоров, начавшихся в середине 90-х годов, стал в США объектом широких партийных дебатов и вызвал открытое противодействие групп, представляющих крупные экономические интересы. В середине 1997 года, когда первый срок президентства Клинтона подходил к концу, Сенат США произвел выстрел в его сторону, одобрив поразительным большинством голосов 95 «за» и ни одного «против» — резолюцию, отвергающую Протокол на том основании, что он не является ни целесообразным, ни справедливым. И хотя вице-президент Гор, главный американский адвокат протокола, подписал его от имени Америки в конце 1998 года, Клинтон, правильно оценив общественное мнение, пустил это дело на самотек.

К концу эры Клинтона многообещающая повестка его президентства находилась под большим сомнением. Лишь расширение и консолидация Атлантического сообщества по-прежнему оценивались как стратегическое достижение. Но его способность планировать всеобщую глобальную цель уже шла на спад, и вскоре односторонняя сконцентрированность преемника Клинтона нанесла ей серьезный ущерб. Но центральное направление политики Клинтона — глобализация как «экономический эквивалент силы природы» — подвергалось интенсивной критике. Антиглобалистские настроения питали зарождавшийся антиамериканизм и во время третьей сессии ВТО, проходившей на министерском уровне в Сиэтле в 1999 году, массовые демонстрации воспрепятствовали проведению нового раунда многосторонних торговых переговоров.

Америка также становилась все более скептически настроенной в отношении далеко идущего глобального сотрудничества. Росло число американцев, у которых понятие «наднациональность» вызывало большие подозрения. В середине первого срока президентства Клинтона (1994 г.) во время выборов в Конгресс Республиканская партия добилась больших успехов и в резких националистических тонах пошли разговоры о «Революции Гингрича»[2]

, а к возникшему вызову лидерству президента добавились его личные неприятности. Его репутации нанес ущерб длительный скандал, доминировавший в политической жизни Вашингтона (и бывший основной темой частных разговоров) в течение целого года с начала 1998 до начала 1999 года, серьезно понизив способность Клинтона получить поддержку собственных избирателей. Ирония заключалась в том, что меняющееся восприятие американской политики и одновременно снижение личной репутации Клинтона делали трудноприемлемым про возглашенный им принцип, согласно которому «внешние дела являются продолжением внутренней политики другими средствами». По мере того, как внутренняя политика все сильнее от стаивала свои права, идеалистическая повестка Клинтона все более становилась ее жертвой.

Конфронтация с прошлым

Многие глобальные проблемы, с которыми столкнулся Клинтон, имели глубоко уходившие корни. Устоявшиеся интересы, национальное соперничество, культурный гедонизм богатых, сильная озлобленность бедных и уверенность в своих правах этнических и религиозных антагонистов стали препятствиями на пути превращения глобального верховенства Америки в добрые деяния. Для того чтобы справиться с такими отвратительными, но стойкими реальностями, нужно было воспользоваться традиционными силовыми инструментами, плохо сочетающимися с высокими сантиментами. Это могло быть сделано только при условии сильной внутренней поддержки, обеспечиваемой ясной стратегической программой.