Еще один шпион

Семаго пристально посмотрел на главного конструктора красноватыми пьяными глазами, словно ожидая, что тот будет с ним спорить. Но Гуляев не спорил. Он лучше других знал, что бывший двигателист, а ныне коммерческий директор, играл в проекте гораздо более скромную роль. Но какой смысл доказывать пьяному очевидные вещи?

Семаго откинулся на спинку стула и разлил по рюмкам остатки из графина.

— А теперь, значит, Сергей Михайлович им больше не нужен…

Он сгреб со стола свою рюмку и быстро опрокинул в рот.

— Птичка улетела, и хана. Можно дать ему поджопник и выгнать на все четыре стороны!

— Никто тебя не выгоняет, — проворчал Гуляев, которому все это порядком надоело.

Семаго пьяно осклабился с видом «меня не проведешь».

— Не нада-а-а… Пашка Козулин рядом стоял, когда секретутка наша приказ печатала, он своими глазами видел: «…в связи с проблемой неплатежей и общим финансовым кризисом принять меры по сокращению штатов… в первую очередь за счет лиц пенсионного возраста…» И тэдэ и тэпэ… А мне 55 вот-вот стукнет! Я уже то самое лицо! Я — пенсионер, Боря!

— Да брось ты… Слухи, и больше ничего! Козулин любит на себя важности нагнать — ему все равно как! Работник он хреновый, директор его ни в грош не ставит, самого давно бы уволил, если бы повод нашел — вот поэтому Пашка и несет всякую ахинею! Только бы все слушали его, открыв рот, и трепетали!

Лицо у Семаго покраснело, обвисло горестными складками, глаза заблестели.

— Борь… а, Борь!.. Главкон!..

Он опять схватил Гуляева за руку. Тот не первый год с ним пил, видел, что коллега хватанул лишку, и знал, что будет дальше. Сперва он начнет громко, по-бабьи, жалиться и плакаться, а потом полезет в драку с первым, кто подвернется под руку. После возвращения с Майорки такие срывы стали случаться у него чаще, чем обычно, словно он не столько отдыхал там, сколько целенаправленно подрывал свое психическое здоровье.

— Перестань. — Гуляев сбросил его руку и порывисто встал. — Мы уже десять раз с тобой обо всем этом говорили! Никто тебя не увольняет! Не у-воль-ня-ет, ты понял? Одно и то же заладил, как баба, честное слово!.. Все, я пошел, мне пора.

Он бросил на стол несколько купюр.

— И тебе тоже советую закругляться…

Семаго набычился, обиделся.

— Нет, давай еще по одной, главкон! — гнул он свое. — Мы старая гвардия, нам надо держаться друг друга, пока нас не кинули по одному! Эй, человек!

Он привстал, огляделся, ища глазами официанта.

— Человек! Люди! Тащите еще четыреста мне и главкону, мать вашу! В этом сраном заведении мы единственные, кто заслужил право выпить после работы!..

Немногочисленные посетители с брезгливой опаской озирались. Гуляев рывком усадил его на стул.

— Хватит, закройся! Тебе домой пора, проспаться! Посмотри на себя!.. Хочешь — честно? Так вот: раньше с тобой хоть выпить было приятно, расслабиться, поговорить по душам, все такое — а сейчас, после этой чертовой Майорки, ты только ноешь и в драку лезешь! Достал!.. Я ухожу, пей один, если хочешь!

* * *

Наташка, надутая, сидела у телевизора. Едва Семаго вошел в комнату (ввалился, а не вошел, будем откровенны) — встала, нырнула в спальню и дверь заперла. Что-то они, кажется, орали друг другу через эту дверь, Семаго сам потом толком вспомнить не мог. Хотя наверняка все о том же… Алкоголик, питекантроп, свинья, с меня хватит, днями сидишь одна, как наложница, а вместо султана приходит упившийся мужлан!.. В таком примерно ключе.

…Проснулся на диване в гостиной. Что-то снилось ему, страшное что-то, сердце до сих пор прыгало. Хотелось пить. Полез в холодильник за пивом — не нашел. Выпил воды из-под крана, побрел, шатаясь, обратно. Заметил, что дверь спальни открыта. Заглянул — постель заправлена, Наташки нет. Ушла… А в голове мутный туман, на душе погано, и ноги не держат. Семаго сел на кровать, руки положил на колени, смотрел, как мелко подрагивают пальцы. Долго так сидел. И сон свой вдруг вспомнил: будто бы он в Дичково, на полигоне, и стоит на стапелях ракета — красивая, серебристая. Людей полно нарядных, оркестр играет, все торжественно так. И подъемник рядом, а на нем три белые фигурки в скафандрах, машут руками. Открывается люк в носовой части, фигурки заходят туда, и тут Семаго понимает: это же Мигунов, Катран и Дрозд, его друзья по Кубинке, три мушкетера — молодые, красивые, как в те далекие времена! А он — проспал, он ведь тоже в команде, он должен лететь вместе с ними! «Эй, а я?! — крикнул Семаго что есть силы. — Мы же всегда вместе!! Подождите!» Но язык у него заплетается, он слишком много выпил накануне, и оркестр играет очень громко, и люди тоже кричат, цветы бросают к стапелям: ура! ура!