На лице Теоны зажглась лучезарная улыбка-солнце. Теона с Данилой смотрели друг на друга и улыбались — нежнейший пинг-понг улыбками. И кто угодно бы сейчас улыбнулся, глядя на них, только не угрюмый, отчего-то мгновенно озлившийся на весь мир Леша Белкин. Наблюдая со стороны за этим обменом любезностями, Леша вдруг не выдержал и прикрикнул на Теону:
— Слушай, иди работать, а?!
Теона наградила Данилу своим самым ласковым взглядом и умчалась разносить заказы посетителям.
— Она тебе нравится, да? — спросил Леша у приятеля.
— Очень, — честно сказал Данила.
Леша вздохнул и отвернулся.
Вернувшаяся за стойку Теона всплеснула руками:
— Белкин, у тебя кофе убежал! О чем ты вообще думаешь?
— А я что? Я тоже живой человек, знаете ли, — пробурчал Леша.
— Но с тобой ведь раньше никогда такого не случалось?! — Теона смутилась.
Данила внимательно посмотрел на них и вдруг улыбнулся.
Леша поставил перед приятелем чашку капучино со сливочной пенкой и баночку с корицей и тростниковым сахаром, потом не удержался и присел рядом с Данилой.
— Мы вчера с Теей остались в «Экипаже» после закрытия, надо было меню обсудить и все такое, — начал Леша, — короче, мы заметили эту девицу в твоем окне.
— Ну и? — усмехнулся Данила.
— Я уж и не надеялся после этого увидеть тебя живым! — вздохнул Леша. — Гони ее от себя, не надо тебе с ней встречаться!
— Поздно, — рассмеялся Данила. — Видишь ли, она сегодня переезжает ко мне жить.
— Правда?! — Леша изменился в лице. — Лично я бы согласился переночевать с ней под одной крышей, только если бы меня связали. Зачем ты все это затеял?
— Лех, перестань, — пробасил Данила, — не переживай, я разберусь.
Леша сник: ну понятно, взрослый мужик, выше его самого на полметра, старше на несколько лет и на огромный жизненный опыт. А вот поди ж ты — дурак дураком, сам в петлю голову засовывает.
— Слушай, ты ночью черту начерти перед своей дверью или круг, как в той истории с панночкой, — взволнованно зашептал Леша. — И крест надень.
Данила хмыкнул:
— Да ладно, не преувеличивай, она просто немного странная, но демонизировать ее не стоит.
Леша побледнел, узрев нечто за спиной Данилы.
Оглянувшись, Данила увидел Марину с рюкзаком и сумкой в руках. Увидев, что Марина направляется к ним, Леша метнулся к стойке.
— Ты сказал, что вечером будешь в кофейне, вот я и зашла сюда, — пояснила Марина и присела рядом с Данилой за столик.
— Это все твои вещи? — удивился Данила.
— Да, все мои пожитки, как видишь, добра не нажила. — Она пробуравила его взглядом: — Ты не передумал?
— Нет, — он поднялся, взял ее рюкзак и сумку, — идем?
На пороге кофейни Данила обернулся, чтобы попрощаться с Лешей и увидел, что тот прочертил рукой в воздухе линию, как бы напоминая об охранительных мерах против злых сил.
Нет, Данила не собирался чертить дурацкие магические круги мелками, как просил Леша, но он сразу определил для Марины границы: значит, так, вот твоя комната, вот моя (извини, но я люблю уединение и к тому же много работаю, поэтому если я в своей комнате, то мне лучше не мешать); гостиная, кухня и ванная — общая территория. Договорились?
Она тряхнула рыжей головой — договорились, стянула туфли и босыми ногами прошлепала в отведенную для нее комнату. Однако уже в этот же вечер Данила так или иначе всюду находил следы ее присутствия. Во-первых, аромат ее крышесносных духов обволакивал всю квартиру, словно сладким дурманом, во-вторых, в ванной на крючке он увидел ее шелковую черную сорочку и чулки со стрелками (Данила хоть и не был фетишистом, но на этих чулках, признаться, задержался взглядом). А в-третьих, открыв шкафчик в ванной, он увидел, что Марина заняла одну из полок. На ее полке обнаружились зубная щетка, флакончик с красным лаком, баночки кремов.
Итак, в квартиру старого холостяка фотографа Суворова вторглась женщина. Нет, наш фотограф, разумеется, не был ни девственником, ни женоненавистником; время от времени у него случались связи с женщинами, основанные на честной договоренности с партнершами строить отношения исключительно на физиологии, не примешивая психологию и не вовлекаясь в них эмоционально (как правило, его самодостаточных подруг такой подход устраивал), однако это всегда были связи где-то на стороне; а вот делить быт и квартиру с кем-то ему и в голову не приходило. Его вообще страшило совместное бытование с женщиной. С мужиками в экспедиции — хоть в одном номере, хоть в тесной палатке — пожалуйста, а с женщиной — увольте. Да и вообще Даниле всегда казалось, что женщина — это потенциальная угроза для мужчины. Эти дочери Евы — абсолютные, законченные пожиратели мужского времени и свободы. Не дай бог влюбишься и женишься, вот и сиди с ней потом всю оставшуюся жизнь, и накроются разом все экспедиции, кочевой образ жизни и свобода! Ну а потом у него ни разу и не возникло соблазна поступиться свободой и своей благословенной вольницей, потому что ни одна, даже лучшая из лучших его любовниц, не зацепила его настолько, чтобы он захотел изменить свою жизнь. Ну и этой — рыжей, больной на всю голову, тоже не удастся.