Ещё раз про Красную Шапочку

 Я тоже невольно улыбаюсь, и какое-то время мы болтаем с ним почти по-дружески, как в старые добрые времена. Потом в трубке слышится треск, шорох и шум, и, выплывая из этого шума, его голос становится рассеянным, его внимание уже мне не принадлежит.

 - Ну ладненько тогда… Мама вышла, - сообщает он, и я слышу, что он готов повесить трубку. Я так и вижу на заднем плане, как она выходит, каким-то образом, сразу забирая на себя всё внимание.

 - Привет маме, - вставляю я.

 Он едва успевает ответить, что-то типа: «Ага, обязательно», - и отключается.

 Я смотрю в окно.

 Я думаю, что теперь он долго не позвонит - я, кажется, была немного груба и не слишком приветлива. Но навсегда Лёшка не пропадет, в этом я уверена.

 В конце концов, он решит, что у меня просто было дурное настроение: он ни за что не поверит, что кото-то может быть ему не рад. Я вижу в этом отголосок жизненной силы его матери. Жизненной силы сорняка, который растет и цветет вопреки всем и всему. Ведь это они растут, как сорняки, и только мы – как пустоцветы.

 Я смотрю в своё лицо, в его желтый круг в окне, и больше за окном ничего уже не видно.

 Вообще, терпеть не могу, когда Лёшка звонит. Я по нему вовсе не скучаю, но всегда, когда он звонит, мне, непонятно от чего, делается грустно и тоскливо. К счастью, это быстро проходит. В конце концов, найти парня - не проблема.

 Но самое смешное, если я по кому и скучаю, так это по его матери. Они, эти сильные женщины, могут сломать тебе всю жизнь. Но если ты уцелеешь рядом с ними, и они тебя примут, тебе можно больше не бояться дороги через лес.

 У меня уцелеть тогда - ну почти что получилось.

 Автобус мчит и мчит меня, и всё ближе моя остановка.