Эскамбрай (СИ)

- Он хороший боец, - сказала она, - хотя и молод. Сила, стойкость и смех - вот что я вижу в нем. Он настоящий мужчина, и проживет долго и счастливо. Он не был рабом и никогда им не будет. Элегуа будет хранить его. Это мое благословение, и это правда. В вашем роду, дети, не будет больше рабов.

Она пошарила за пазухой и достала шнур, сплетенный из волос, и надела его на шею Пипо. Потом обняла нас всех:

- Теперь пора! Прощайте!

Мы ушли, потому что больше не хотели видеть никого.

Каники ждал нас в инхенио Марисели: он вернулся днем раньше нас. В Агуа Дульсе мы провели еще два дня.

До сих пор вживе ощущаю аромат этих дней, их цвет, вкус, запах, и горький дым сигар во время долгих бесед запомнился мне как дым расставания.

Мы перемешивали воспоминания с мечтами. Мы прощались. А это всегда нелегко, даже если впереди ждет дом с золотыми ставнями. Но мы не говорили о том, что больше не увидимся. Мы и так это знали - к чему говорить? Много было нерешенных дел и без того. Одно, например, не давало покоя.

- Послушай-ка, куманек, ты знаешь, что мы богаты?

Каники вынул изо рта сигару.

- Знаю, на двух кораблях было много барахла.

- Как мы его будем делить?

- С кем?

- С тобой и остальными.

- Хм... Задачка. Меня она не касается: я свою долю получил, а с остальными разбирайся как знаешь.

- Твоя доля куда больше того, что ты получил.

- Не забудь, кума, про те мешки с серебром, что остались в пещере. Вряд ли я ими воспользуюсь, но - лежат, есть не просят. Я прошу тебя об одном: не давай денег тем, кто не может ими распорядиться. Дураков всегда больше, чем умных.

Иногда с нами сидела Марисели. Она не вмешивалась в наши разговоры и больше потихоньку переговаривалась с Пипо, а я незаметно наблюдала за ней. Да, я оказалась права, и все стало на свои места. Она даже молиться стала как будто реже. А может, она напиталась силой от своего мужчины, и не стало надобности просить ее у бога? Она тихо рдела, когда Санди расписывал ей, что за отчаянный парень Филомено и какой он замечательный моряк.

Санди был не посвящен в наши разговоры и однажды остановил меня на внешней галерее флигелька:

- Миссис Кассандра, скажите, неужели он оставит ее? Эту чудную женщину, переступившую все ради любви?

Мне захотелось назвать его дураком.

- Кто тебе сказал, что он уезжает?

- А разве нет? Что его может ждать здесь, кроме виселицы?

- Пуля в лоб.

- Так почему же он не уезжает?

- Санди, ты дурак.

Поморгал глазами и сказал:

- Действительно дурак.

Ну, значит, не все было потеряно. Безнадежен лишь тот дурак, кто считает себя умнее всех прочих.

В назначенный вечер мы прощались с Ма Ирене и Марисели. Старухе я пожелала сил, - я знала, что их понадобится много. Нинье сказала:

- Береги свое счастье - ты им жива. Жаль, ты не сразу поняла, что оно для тебя - в этом мужчине: он сильно страдал из-за этого. Но теперь он счастлив, и ты тоже. Каждый день осушайте до дна, потому что ваши дни полны. Прощай! Будь мужественна. Храни тебя Элегуа, душа моя.

- Храни вас господь и святая дева! - сказала она и каждого перекрестила на дорогу.

- Отвори Легба ваши пути, - вздохнула Ма Ирене, когда мы выбирались из дома через заднюю дверь.

Луны еще не было. Стояла душная ночь конца августа. В звезду превратилась и затерялась среди прочих звезд одинокая лампада в окне маленькой усадьбы, у ручья со сладкой водой.

А мангровые прибрежные заросли, казалось, кишели неграми. Когда Каники условным свистом собрал их на пустой прогалине между искривленных, словно ревматических стволов, в свете зажженной смолистой головешки высветились лица, полные тревоги и надежд. Там было человек восемьдесят - конга, мина, апапа, лукуми, карабали, мандинга, бог весть кто еще, со всего западноафриканского побережья. Был тут и одноглазый мандинга из Касильды - его единственный глаз горел мрачной решимостью. Люди кратко откликались на свои имена и клички и замолкали. Шумел невдалеке прибой, кричала ночная птица, надрывалась, орала во все горло одинокая лягушка.

- Не забыли никого? - спросил Каники, поднимая факел повыше. Мы стояли рядом с ним на небольшом сухом пригорке над низкой хлюпающей луговиной, - Факундо, я, Мэшем. Каники осветил нас поярче неровным светом.

- Видите этих людей? Этот белый парень, он взялся отвезти вас за море. А вот этих двоих - слушайте меня! - если хотите благополучно добраться домой, то повинуйтесь каждому их слову. Они заплатили выкуп за вас всех - они и я, а больше всех - великая унгана Кассандра. Она знает то, что вам и не снилось, негры. Берегите ее и слушайтесь: без нее вас не донесет домой ветер.

Он замолчал и обвел собравшихся из-под прищура раскосых глаз. Все безмолвствовали.

- Что ж, пора!

Толпа расступилась, пропуская его вперед, а за ним пропустили двух человек, гнавших упитанного белого, без единого пятнышка бычка.

- Это еще зачем? - спросил Мэшем недоуменно.

- Молчи, Санди, за умного сойдешь!

Я решительно была с ним на "ты" и просила его сделать то же самое; но он робел, и оттенок, с которым он произносил you, был сбивчив и неуверен.

- Зачем ты их напугал? - спросила я у Филомено.