«Всё детство она была такой, словно весь мир был скучен для неё. Она не бегала на улице, не ввязывалась в плохие компании или драки, сама попросила отдать её в подготовительную школу и училась усердно. Всё время ходила в наушниках… Тогда она казалась мне скучной, а потом я как-то взял её наушники, когда там играла музыка. Там пел такой красивый женский голос, я запомнил его навсегда. Тогда я впервые понял, что за всем этим холодом она строит и создаёт свой мир, прекрасный и полный эмоций. Тогда я впервые захотел быть рядом и попасть туда, в её мирок, потому, что даже такие небольшие его части, как музыка, заставляли сердце биться. Я решил её защищать, начал с ней сближаться, узнавать её, впервые услышал её смех, такой звонкий, он словно оглушал и отрезвлял одновременно. Я хотел делить с ней все эмоции и быть в её мире, а потом… Потом умерла моя мама и мне было так плохо и больно, что я просто хотел сбежать, но она удержала меня за руку и обещала, что всё будет хорошо, и я ей верил. Потом ей исполнилось четырнадцать, и на тот чёртов день рождения явилась Сефилия. Я испугался, испугался узнать, что этот мирок, который она создала и частью которого я так отчаянно хотел быть, однажды исчезнет. И я сбежал, когда был ей нужен… После я узнавал, что все даты смерти, предсказанные ею, были верны. Я был на похоронах, и на всех похоронах она не проронила ни одной слезинки. Она никогда не позволяла себе и своему внутреннему шторму вырываться. И этим она была прекраснее других, кто плакал потому, что надо, или потому, что это похороны. Однако я так и ни разу не решался с ней встретиться, за что я себя не прощу… А после я вспомнил, что её мама умрёт двадцать второго июня. Я не хотел, боялся, но не смог не появиться… Тогда я впервые видел её такой, тогда она впервые позволила этому вырваться, впервые разнесла всё вокруг, впервые была такой пустой, и даже так ей удалось всё скрыть от друзей. Я никогда не пойму, то ли они всё время были так слепы, то ли она так хорошо играла свою роль. Если подумать, она всегда называла жизнь игрой, где нет победителей или проигравших — есть те, кто морально выжили и те, кто дошли до финала пустыми. Никогда раньше не понимал смысл этих слов. А сейчас я уже ничего не могу для неё сделать, кроме как быть её пешкой в игре. Да и плевать, даже так, пока я полезен, я буду её пешкой, только так я смогу искупить свою вину перед ней за все те годы, что она была одна», — думал Никита, подъезжая к её дому, и, наконец собравшись с силами, набрал её номер, чтобы сказать, что он приехал.
Когда Софа сбросила тот звонок, сказав Никите, что её нужно забрать, она поднялась в квартиру и сидела в кресле, как вдруг посреди комнаты возникла фигура в маске, окутанная сине-розовым туманом. Парень огляделся, прошёлся по всей квартире. Было непонятно, бывал он тут прежде или нет.
— Ну же, не прячься от меня. Я же знаю, что ты тут, — сказал он, скрывая голос при помощи искажения так, что он напоминал голос робота.
«Если скрывает голос, значит, мы знакомы. Но кто же это и что ему нужно? Думаю, лучше пока притвориться, что меня нет. Сейчас он не сможет меня найти».
— Впрочем, мне не важно, покажешься ты или будешь прятаться дальше. Для меня это не играет большой роли. В любом случае, я тебя предупреждаю. Сегодня ты вовлекла в игру и раскрыла правду обычному человеку. Это непозволительно, впредь не делай так. Я не могу сказать тебе, кто я, всё это ты узнаешь, когда придёт время, а до тех пор будь осторожнее, или в следующий раз моё пламя сожрёт тебя и твой огонёк, — сказал он, растворяясь в облаке дыма.
«Значит, всё же есть ещё кто-то. Его причины, мотивы, сторона, на которой он, неизвестны, а значит пока нужно быть осторожнее и найти способ его вычислить, прежде, чем придёт это время. Значит, выбора у меня нет», — решила Софа, спускаясь.
— Ну вот, ты жива, значит, всё идёт по плану? — спросил Никита.
— Всё в пределах того, что я предполагала, — уклончиво ответила Софа. Она вскоре заснула от усталости и нежелания больше разговаривать и проспала до тех пор, пока они не приехали обратно в дом.
— Мы приехали, — разбудил её Никита.
— Хорошо, — ответила Софа сонным голосом, выбираясь из машины и направляясь в дом. Зайдя, она сразу отправилась в свою комнату, переоделась в домашнее и сказала, что идёт спать.
— Уверена, что не будешь ужинать?
— Нет, я так устала за сегодняшний день… — ответила Софа, ложась в кровать. Она надела наушники и легла спать, заведя будильник на четыре часа ночи, когда он точно будет спать.
Когда в ушах начало звенеть, она сразу поняла, что пришло время действовать. Она вытащила наушники, взяла телефон и, убедившись при помощи магии, что Никита спит, сделала себя бесшумной и направилась на кухню. Там она взяла нож, пошла в ванну, сделала ровный надрез на пальце и написала:
«Что ж, это мой тебе подарок, но не думай, что это конец. И прости меня за всё».