Эскортница

— Да. Сутенерша сдала их и дилера Алекса, всех троих взяли с товаром. Лет на сорок в сумме попали.

— Это ты их избил?

— Нет, конечно. Я так не умею. Оказали сопротивление при задержании, парни в таких случаях не церемонятся.

Я сглатываю. Артём откладывает телефон, затем машинально потирает кисти и предплечья. Видимо, болят с непривычки. Он редко дерется. Мог бы заплатить другим за эту грязную работу. Но избил этих людей сам.

Наверное, Адель показала видео, которое эти двое сняли. Я там признаюсь, что шлюха. Они заставили.

Тишина. Ничего внутри не отзывается.

— Я бы не стал показывать тебе фотографии, но, возможно, понимание, что эти мрази страдают за решеткой, поможет тебе спать лучше.

— Не поможет. Прости.

Я отворачиваюсь и подтягиваю колени к груди. Закрываю глаза. Перед тем как заснуть, слышу за спиной тихое:

— Мне тоже не помогает.

На следующий день Артём отвозит меня в рехаб. Целует в лоб и оставляет среди персонала. Я отпускаю его с мыслью, что впереди ждет две недели восстановления и работы над собой. Я умная, сильная девочка, и море мне по колено! Отмою свою истерзанную душу, сделаю все так, как написано в умной книжке.

Но я ошибаюсь.

Пара недель агонии заканчивается срывом и побегом, а потом растягивается на бесконечный месяц. Страшно думать о том, через что проходят наркоманы, если такое со мной сделали два месяца приема психотропов. Жутко представлять, что станет с Наирой, если та не возьмется за ум. Адель прекратила работу и сбежала из страны.

У девочек появился шанс начать все заново, и я надеюсь, Наира им воспользуется.

Глава 54

Артём

— Миш, я занят, у тебя что-то срочное?

Выхожу из машины и иду к центральному входу в рехаб. Настроение с утра приподнятое, хотя по-прежнему тревожное. Тревога вообще не оставляет ни на секунду, впору записаться на прием и попросить антидепрессанты.

— Как сказать, Артём. Как, мать твою, сказать! — повышает голос Михаил. — Я тут набираю номер одной хорошей знакомой, близкой подруги, а она недоступна. Потом выясняю, что в черном списке нахожусь. И дел со мной больше иметь не хочет ни она, ни ее коллеги.

— Сочувствую. Можно перейти к той части, где ситуация касается меня? Я правда спешу.

— Истомин, оставь Адель в покое. Из-за тебя я в бане у всех нормальных шлюх столицы! Я поручился за своего лучшего друга, блть, а ты разорил фирму!

— Тебе потрахаться не с кем или в чем проблема-то?

— Не с кем! Совсем! Артём, ну что тебе сделала эта сутенерша? Право слово, девок жалко. У Адель были самые лучшие телки, самые непотасканные! А какие покладистые!..

Я не знаю, е*ал ли он Альку. Не представляю, как узнать и что делать потом с этим знанием. Подобные эмоции — неконструктивны. И даже опасны. Это не ревность, которая будоражит. Это черная дикая злость, да такой силы, с которой я ранее не имел дела. Усилием воли гашу ее.

— Миш, эта сука мне лгала, и не единожды. Работать в России она больше не будет.

— Твою мать!

— Жене купи цветы, а? Может решится проблема.

— Да пошел ты!

Михаил сбрасывает звонок, я смотрю на экран сотового секунду, после чего жму на повторный вызов.

— Да! — рычит приятель.

— Во-первых, я тебе не девочка, чтобы передо мной дергаться. Во-вторых, я не раскручиваю это дело, потому что ты и еще пара наших знакомых есть в списке клиентов Беляковой. Ты же знаешь о моих связях в прокуратуре, давай вот без этого.

— Спасибо, Артём Иванович. Премного тебе благодарен за заботу! С чего вы поссорились-то с Ади? Нет женщины добрее и внимательнее.

— Она пыталась развести на деньги. Я такое не выношу.

— Охренеть. Ладно, извини. Я просто скучаю! А как пыталась развести? Давай пересечемся вечером или... в пятницу, например, расскажешь.

— Сегодня нет, в пятницу я уезжаю. Давай завтра позвоню и решим?

На этой ноте мы, наконец, нормально прощаемся, я печатаю сообщение: «Приехал». Убираю сотовый в карман и захожу в здание.

Нахожу Алину сразу же. Останавливаюсь и пару секунд рассматриваю.

Она сидит на диване. Прямая спина. Слегка растерянный, как обычно в последнее время, взгляд. Тонкая, пластичная, эффектная в каждом движении. Опрятная с кончиков волос до обуви. Не девочка — лучик света. Сломанный.

Любого человека можно сломать при должном старании, даже каленое железо гнется. Мне верилось, что ее стержень только погнулся, но, когда сбежала из рехаба — понял: дело хуже. Насколько — неясно. Алине абсолютно все безразлично. А я, судя по всему, вызываю по большей части отвращение.

Что ж, к лучшему. Не стоит нам продолжать что-либо. Иначе я начну убивать друзей, что трахали ее за деньги.

Завидев меня, Алина вскакивает и прижимает к груди пакет.

Слегка улыбается, непонятно, искренне или нет. Скорее — второе. Вообще не понимаю и не представляю, чего от нее ждать. Глаза глубокие и печальные. В остальном же внешне — идеальна. До последнего сантиметра.

— Привет, — говорю первый. — Готова?

— Да. Спасибо этому дому, пойду, пожалуй, к другому.