— Кстати, — перебил прекослова Федоров, — а что это вообще за порядок судопроизводства: начинать с вынесения приговора, а потом доказывать его обоснованность или несправедливость? Во всех известных нам мирах принято поступать как раз наоборот.
— Вот и сидели бы в тех мирах, — ответил несколько обидевшийся Алас. — А у нас это вопрос традиций и целесообразности. Традиция заключается в том, что на Иссоре приговоры всегда выносились даже прежде, чем возникало обвинение. То есть не приговор исходил из обвинения, а наоборот, обвинение — из приговора. Что же касается целесообразности, то нет никого, кто не был бы виновен в нарушении хотя бы одного закона. Простая логика говорит об этом: если одновременно существует множество законов, противоречащих друг другу, то, соблюдая один, вы тем самым нарушаете другой. Ну а раз всякий житель так или иначе виновен, то и приговора он заслуживает заранее. Все очень просто и разумно.
— И как вы еще существуете? — пробормотал Изнов.
— Просто. Благодаря приспособлению к условиям существования.
— Не представляю, как можно к такому приспособиться.
— Не так уж сложно. Вот если бы суд не принимал во внимание свидетельских показаний, тогда выжить оказалось бы затруднительно. Но у нас именно свидетели играют главную роль. Согласно нашему судопроизводству, один свидетель всегда выступает главным, а еще одиннадцать поддерживают его показания: второй удостоверяет правдивость первого, третий — второго, четвертый — третьего… И вот все наши граждане уже достаточно давно объединились в группы по двенадцать человек. Каждая такая группа называется семьей.
— Так значит именно об этих «семьях» нам говорили?
— Да конечно же!
— Но кто и что может показать в нашу пользу? Нас никто не знает.
— Какая вам разница, да и им тоже? Они покажут то, что им закажут. Но как вы уже, наверное, поняли — за соответствующую плату.
— Но ведь если мы обвинены в нарушении всех без исключения законов… а их, вы сказали, очень много…
— Никто точно не знает, сколько. Количество их ежедневно растет.
— Сколько же времени придется доказывать, что мы ничего не нарушали?
— Успокойтесь, этого не потребуется. Если бы приходилось доказывать все до конца, то до сих пор не завершилось бы слушание и самого первого в нашей истории дела. Но для того, чтобы ограничить слушания во времени, установлен принцип аналогии: если вам удалось доказать, что вы невиновны в нарушении тринадцати самых серьезных законов, то принимается, что по аналогии вы и в остальных нарушениях не виноваты. Ну, за исключением какого-то одного, не самого страшного.
— Значит, все-таки в чем-то виновны?
— Но мы же не можем допустить, чтобы кто-то был привлечен без всяких оснований. Нарушение обязательно. Обычно обвиняемый признается в нем сам, добровольно и откровенно, выбрав то, что ему более по вкусу и грозит минимальным наказанием. Это несложно, потому что доказывать истинность признания не нужно, свидетели к этому даже не привлекаются. В таких случаях суд ограничивается гуманной мерой: только конфискацией имущества.
— А без этого никак нельзя?
— Понимаете ли, содержать Великий Сброд стоит немалых денег. Поначалу средства брали из бюджета, но бюджет не выдержал, хотя до того успели сменить десяток начальников департамента финансов. Сейчас мы оказались в долгах у всего галактического региона. Вот Сброду и пришлось перейти на самоокупаемость, а откуда ему еще взять денег, как не от конфискаций?.. Ага! Слышите?
— Что случилось?
— Как я и предполагал, объявили перерыв.
— Но до обеда еще как будто…
— Не на обед. Чтобы собреды могли подраться не перед столом руководства, а подальше отсюда. В подвальном этаже есть специальный зал, где можно вступить в единоборство с оппонентом любым способом: на шпагах, дубинках, даже на пистолетах, правда, с резиновыми пулями. Наши собреды, однако, предпочитают попросту — на кулачки. Подерутся, напряжение спадет, и можно будет продолжать обсуждение.
— Но о чем они, собственно, спорят? Разве тут есть хоть кто-нибудь, кто сочувствует нам?
— Вовсе не нужно, чтобы кто-то вам сочувствовал. Важно, что есть немало собредов, не поддерживающих председателя: одни потому, что он слишком мягок, другие потому, что жестковат, мало ли по какой причине. И они, естественно, пользуются любым поводом, чтобы выступить против его точки зрения. Вы или не вы — не имеет значения.
— Ну что ж, и на том спасибо.
— Что касается сочувствующих, — сказал прекослов, — то мы сейчас и займемся их поисками. Как говорится, выворачивайте карманы.
— Но вы же прекрасно знаете, что у нас ничего нет.
— Однако вы ведь договорились с покупателем. Я уверен, что он доставит вам деньги прямо сюда. На час-другой нам поверят в кредит. Надеюсь, коммерсант не знает еще об угоне корабля. А сейчас подошло время заручиться поддержкой кого-нибудь из собредов.
— В такой суматохе?