«Если», 1997 № 07

Зачем, в таком случае, женщины забрались в дом через трубу, когда все уехали? Тот, кто в состоянии манипулировать приборами, которые он видел внутри зиккурата, без проблем сумеет справиться с дверями и откроет замки изнутри. Спуститься вниз по трубе для женщин ростом с близняшек раз плюнуть, но вот вернуться назад тем же путем, даже если есть веревка, намного труднее. Зачем же мучиться, если можно просто взять и выйти из дома?

Эмери положил на пепел в два раза больше газет, чем намеревался раньше, а потом щедро полил все керосином. Что сделать сначала: зажечь огонь или взять в руки карабин?

Второе показалось ему надежнее. Он снял карабин с предохранителя, засунул его под мышку, чиркнул спичкой и бросил ее в камин.

Крошечный язычок желтого пламени за несколько секунд превратился в ревущее пламя. Раздался металлический щелчок, а потом что-то черное свалилось в огонь и с яростью разъяренной кошки метнулось к нему.

— Стой! — Эмери навел на нее дуло карабина. — Стой, или я буду стрелять!

Неизвестно откуда появившаяся рука схватила его за щиколотку. Он с силой лягнул ногой, высвободился, и вторая женщина выбралась из-под кровати, на которой спал Брук, — той самой, что он приготовил для Джен. Не очень ловко он ударил прикладом по плечу налетчицу, выскочившую из трубы, попытался попасть ногой по колену, но промахнулся.

— Убирайтесь отсюда! Обе убирайтесь, а то, клянусь Богом…

Они бросились на него почти одновременно: та, что повыше, немного впереди, другая, размахивая украденным ружьем. Им почти удалось вырвать у него из рук карабин; Эмери даже несколько мгновений сражался за него, но выстрел, прозвучавший в маленькой хижине, оглушил Эмери и положил конец драке.

Неожиданно он обнаружил, что смотрит в перепачканное сажей смуглое лицо; оно сморщилось, совсем как газеты в огне, глаза сузились, а рот перекосила гримаса боли.

Вторая женщина за спиной первой закричала и отвернулась, выпустила ружье и прижала ладонь к бедру. Между пальцев сочилась кровь.

Ее напарница — она была более высокой — сделала шаг к Эмери: вероятно, чисто инстинктивно, чтобы не упасть. А в следующую секунду повалилась вперед, сморщенным лицом на старые доски, которыми был покрыт пол в хижине, и замерла неподвижно.

Другая опустилась на колени, она все еще пыталась остановить кровь. Затем взглянула на Эмери, и в ее глазах он увидел смесь отчаянья и безмолвной мольбы.

— Я не стану тебя убивать, — сказал он.

Он все еще держал в руке карабин, пуля из которого ранила женщину. Эмери отбросил оружие в сторону.

— Вот почему я перестал охотиться на оленей, — проговорил он, почти спокойно. — Я ранил самца и шел за ним шесть миль, а когда отыскал его, он посмотрел на меня, как ты сейчас.

Большие пластиковые мешки для отходов, в которых он носил мусор на помойку, лежали под раковиной. Он сдвинул в сторону покрывало, одеяла, простыню и положил два мешка на кровать, где когда-то спал Брук, а потом на руках отнес туда женщину.

— Ты в меня стреляла, а теперь я ранил тебя. Это не входило в мои намерения.

Охотничьим ножом он разрезал испачканную в саже ткань. Кожа с внешней стороны бедра осталась нетронутой, но Эмери удалось нащупать жесткие очертания пули под ней.

— Я собираюсь сделать надрез и вытащить пулю, — сказал он. — Это совсем нетрудно, только нужно сначала простерилизовать нож и кусачки.

Эмери отдал своей незваной гостье остатки бинта, чтобы она приложила его к ране и попытался наполнить водой из-под крана свою самую большую кастрюлю.

— Забыл, что помпа не работает, — сообщил он ей грустно и пошел на улицу за снегом.

— Прежде чем вытащить пулю, я промою рану и забинтую ее, — сказал Эмери очень медленно, стараясь как можно четче произносить слова, когда снова вернулся в дом и закрыл за собой дверь. Он надеялся, что она понимает хотя бы часть слов. — Сначала необходимо как следует нагреть воду, чтобы не занести в рану какую-нибудь инфекцию. — Он поставил кастрюлю со снегом на плиту и выключил конфорку, на которой стояла тушенка.

— Так, давай посмотрим, что тут у нас произошло. — Он опустился на колени возле той, что лежала на полу, и принялся изучать окровавленную неровную дыру на спине ее куртки, потом вытер пальцы. Потребовалось усилие воли, чтобы перевернуть ее, но Эмери сделал это, стараясь не смотреть в лицо. Отверстие, оставленное пулей, было совсем крошечным, почти незаметным.

После этого он снова поднялся на ноги и сказал раненой, что лежала на кровати:

— Я положу побольше щепок в огонь. Тебе нужно согреться. Холод может убить тебя. — Отругав себя за несообразительность, Эмери накрыл раненую простыней, одеялом, а после еще и покрывалом. — Ты не умрешь. Ты боишься умереть?

Ему казалось, что если он будет, не переставая, с ней разговаривать, она в конце концов начнет его понимать; ведь именно таким образом дети постигают речь.

— Я тебя не убью, да и рана на ноге не опасна, по крайней мере, я так думаю.