«Если», 2001 № 03

Заметив это, Николай Петрович, охваченный смятением, подбежал к брату и стал помогать ему крутить рукоять обратно, но переусердствовал и только окончательно все испортил: в том месте, где рукоять крепилась к ящику, раздался громкий лязг, и рукоять безжизненно повисла, остановившись где-то между тройкою и вообще невесть чем, для которого и нумера-то не было придумано.

В тот же миг первый космический корабль, над которым больше не довлело ничто: ни Земля, ни самое Солнце, ни законы германского физика Кеплера, ни тем более положения релятивистской теории, она же теория относительности, Эйнштейнова тож — по фамилии придумавшего ее автора, который к тому же и не родился еще — «Небесный Летун» преодолел скорость света, отчего у Базарова на мгновенье потемнело в глазах, а у Аркадия пошла носом кровь, — и за короткое время, которое самим путешественникам показалось не длиннее получаса, а для тех, кого они оставили на Земле, растянулось на долгие два столетия, преодолел пространство в четыре с гаком световых года, домчался до безымянной пока планеты в системе Проксимы Центавра, на которую и рухнул, изрядно при этом пострадав.

Именно так, и никак иначе — уж во всяком случае не так, как об этом с помпой возвестило на весь мир CNN — выходцы с Земли впервые высадились на Проксиме. И первыми космонавтами, достигшими чужой звездной системы, были русские.

А вы говорите: Стив Андерсон, Стив Андерсон!..

По счастью, и Базаров, и его приятель остались живы и почти невредимы, отделавшись только легкими ушибами.

— Ну, ты успел заметить, какая она, Земля? — спросил Аркадий своего друга, когда тот, отплевываясь и потирая ушибленный бок, выбрался из-под груды обломков.

— А черт его знает! Вроде круглая.

— Выходит, не зря мы с тобой летели сюда, рискуя жизнями?

— Выходит, не зря…

С тех самых пор Павлу Петровичу Кирсанову, когда он безоблачной летней ночью выходит прогуляться по саду, выгуливая возобновившуюся бессонницу, слышится порой чей-то смех. Ему кажется, что этот смех идет откуда-то сверху, то ли с верхушек деревьев, раскачиваемых ночным теплым ветром, то ли с видимых в просветах меж ветвями звезд, блистающих особенно ярко в это время года.

Обычно ему удается уговорить себя, что это всего лишь залетевшая из лесу маленькая птичка-пересмешник, разбуженная посреди ночи, спросонок начинает вспоминать что-то, подслушанное давно, но иногда… Иногда он узнает в насмешнике Евгения Базарова. И надеется, всякий раз надеется, что этот его смех станет последним.

Наталья Резанова

Аргентум

Он не знал, почему его потянуло зайти именно в этот двор. Может быть, ноги, уставшие от долгого — длиной в день — пути, сами привели его сюда. Но зачем тогда пересекать этот унылый пустырь с одиноко торчащим вязом и еще огибать бакалейную лавку? И что, спрашивается, мог он здесь найти? Взгляда достаточно меблированные комнаты средней руки. Дети среднегородской немытости возятся во дворе. Трое мужчин курят, примостившись на лестнице. Выше, на площадке перед галереей, сидит женщина в кресле-качалке. Ничего интересного в этой картине не было.

И все же он не мог двинуться с места.

— Что уставился, парень? — крикнул один из курильщиков, лысый, с закрученными черными усами. — Выбираешь, кому из нас всучить залежалый товар?

— Извините, сэр, не хотел вас обидеть, я просто…

— Комнату ищешь? Хозяйка уехала. Придет Мэгги, с ней и поговоришь.

— Вообще-то мне нужна комната, но я…

— Денег, что ли, нет? — спросил второй, малорослый, почти совсем седой.

— Или платишь серебряными долларами? — заорал третий.

Этот превосходил своих приятелей и ростом, и сложением, и зычным голосом, и мощной шевелюрой, белобрысой, с уклоном в рыжину. Хотя и был помоложе их. Все трое захохотали, видимо, шутка показалась им чрезвычайно остроумной, смех подхватили даже дети, только женщина продолжала молча раскачиваться в своей качалке.

А ведь они не городские, подумал Джеф. Слишком громкие голоса, бесцеремонные манеры, да и с лиц еще не сошел загар.

— Вы почти угадали. У меня нет денег, и я пытался продать вот это… — он вынул из кармана заветный слиток, не понимая зачем, но с чувством некоего облегчения.

Мужчины посерьезнели.

— Дай-ка сюда.

Слиток был осмотрен и возвращен владельцу.

— Это точно. За серебро сейчас настоящую цену не получишь, — сказал седой.

— Никакой цены! — высокий отшвырнул окурок сигары. — Мы все погорели на этом. Мы из Аргентум-сити, слышал?

— Нет.

— Теперь уже никто о нем не вспоминает. Город «Невада Силвер Компани». После этого проклятого акта конгресса[10] — мертвый город. Могила. А что было! Джонсон, ты помнишь, как мы жили? Если б не этот полоумный акт, были бы сейчас миллионерами! Вот эти голопузые ездили бы в коляске с лаковыми рессорами и лакеем на запятках. А она, — верзила перескочил через несколько ступенек, — сидела бы в золотой качалке… что говорить…