«Если», 2001 № 12

Обнадеживают попытки вывести разговор за рамки жанра. Наш давний знакомый, победитель последнего этапа конкурса «Банк идей» А.Питиримов (с. Швариха, Кировская обл.), вспоминает курочку Рябу и разбитое яичко, утверждая, что это деяние онтологически несомненно деструктивное. В.Семенихин (С.-Петербург) готов выйти за государственные границы Российской Федерации и призвать к ответу Шарля Перро, заставившего своего кота сожрать людоеда. Анна Печнева (Ростов) предлагает помянуть отрубленную голову ведьмы из сказки братьев Гримм — поступок абсолютно негуманный, тем более в отношении пожилой женщины. Примеры из писем читателей можно множить и множить, но вы уже поняли логику защиты. Другая часть адвокатов основывает свое выступление на том, что нынешняя эпоха — эпоха жестокости, и фантасты лишь отражают ее реалии. «Вот и придумывают фантасты невероятные миры, а действуют в них наши современники. Маньяки и извращенцы, трудяги и нувориши — где других-то взять? Зла в нашем мире больше, чем добра, и с этим пока ничего не поделаешь…» — пишет В.Мурашко (Казань). Спасибо за «пока»: по крайней мере у нас есть надежда на достойное будущее…

Ряд читателей противопоставляет «деструктивную» фантастику тому «розовому сиропу, который льется со страниц сотен книг» (В.Ларичев, Москва). Не спорим, розовый сироп — штука весьма приторная, только где же его в последнее время сумели отведать наши читатели, тем более в «товарном количестве»? Зубодробительные конаны и разухабистые витязи, на которых изредка ссылаются авторы подобных писем, уж никак не «сиропные» персонажи. Картонные — да, обезличенные — несомненно, однако вышли они как раз из «деструктивной фантастики».

Более справедливым представляется наблюдение тех полемистов, которые видят в современных отечественных разрушителях отражение их зарубежных собратьев. «Не зная названия книги и автора, с трудом можно определить, где современный русскоязычный писатель, а где американец», — замечает Т.Переток (Донецк). «Жестокость, насилие — это все зарубежные «подарки», — соглашается В.Петров (Уфа) и другие авторы писем.

И наконец, письма, в которых авторы пытаются определить саму суть спора и понять, что же имел в виду С.Назарин под термином «деструктивная фантастика». С их точки зрения (на наш взгляд, совершенно справедливой), границу надо проводить не там, где ее увидел автор письма. «Дело не в интонации, не в стиле и даже не в жестоких сценах, — пишет Н.Васькин (Оренбург), — а в том, на какой позиции стоит сам автор. Худо то, что этические критерии у многих как бы плывут, становятся настолько зыбкими, что уже и не понять, кому же сочувствовать: герою или его противнику. Подонки — все, а разбираться, кто меньше, не хочется. Не бывает литературы без сопереживания, но сопереживать некому… Вот это, по-моему, и есть деструктивизм. Так что С.Назарин во многом прав, только выбрал для примера не те произведения».

Закончим обзор одним любопытным наблюдением. Нападают ли авторы писем на современную фантастику, защищают ли ее — но хэппи-эндов хочется практически всем.

Ау, писатели! Вы слышите?

…СПОРЯТ

В 9-м выпуске за 2001 год была статья Д.Володихина «Забытый дом и шумный перекресток». Там говорится о том, что идеал дома и семьи — чужой для нашей фантастики, а вот странничество и бездомность торжествуют. Не находит ли уважаемый критик, что он здорово ошибся с масштабом: во всей настоящей литературе абсолютно доминирует идея пути, странствия, через которое совершенствуется человек. Фантастика здесь просто-напросто присоединилась к общей и совершенно справедливой традиции.

/С.Шальнов, Санкт-Петербург/

Д.Володихин: Не находит. Мысль о двух идеалах, собственно, не является моим изобретением. Она была высказана еще Фазилем Искандером, а затем на эту тему рассуждала Елена Хаецкая. Так вот, припоминая их слова и добавляя сюда свое собственное мнение, отвечаю: и фантастика, и литература намного шире простых определений вроде «диагноз», «боль», «способ излечения» и т. п. В разные времена и в разных культурных традициях дом и бездомность соревнуются друг с другом. Что-то я не припомню, скажем, в литературе классицизма особой тяги к странничеству. Или, например, Шмелев… Разве его романы — ненастоящая литература? А «Сага о Форсайтах» Голсуорси? Что же касается примеров из фантастики, то ведь в статье я привел не так уж мало случаев торжества «дома» над «перекрестком». Думаю, нельзя поставить знак равенства между литературной метафорой пути и чем-нибудь истинно настоящим — литературой ли, фантастикой ли.