«Если», 2001 № 05

Кроме ситара по соседству находился стег мужского пола, что-то настойчиво ему говоривший почти безгубым ртом. Лоб и нос стега украшала причудливая татуировка, одна рука была замотана в драное тряпье. На глазах у Риса грязная ткань пропитывалась кровью. Абориген снова заговорил, и голос его заклубился, как дым. Рис не разобрал ни слова.

Иногда он даже сомневался, можно ли назвать звуки, издаваемые обитателями планеты, благородным словом «язык»; особенно невразумительно изъяснялись стеги-мужчины. Вообще-то люди, которым Рис продавал в этот раз свои услуги, не слишком рвались беседовать с местными жителями. Да ведь и он, по правде говоря, перестал быть тем лингстером, каким был еще лет пять назад.

От местной сивухи у него раскалывалась голова. Единственным снадобьем от недуга был сон. Но замотанная в тряпье конечность стега, похожая на клешню, схватила его за руку, чтобы привлечь внимание. Рис находился в полузабытьи. В голове тяжело ворочалась какая-то мешанина, из которой невозможно было извлечь ни одного зернышка, чтобы уловить смысл стегской речи, даже чтобы ответить наугад на родном индо-английском наречии. Все это напоминало состояние, которое лингстеры называли «контактным»; не хватало только фокусировки.

Потом по его барабанным перепонкам ударил шквал оглушительных звуков, сотрясших низкое помещение трактира. Он прищурился, чтобы хоть что-то разглядеть. Двое стегов-мужчин катались по полу, азартно молотя друг дружку. Он сделал попытку встать и был немедленно сбит с ног и загнан за баррикаду — перевернутый стол.

В переполненном трактире творилось светопреставление: глухие удары, истошный визг, невыносимо высокие голоса стегов. Все это сопровождал еще какой-то звук, неожиданно низкий и оттого зловещий, — у Риса волосы встали дыбом.

Он снова попытался привстать, но попытке воспрепятствовало само помещение, резко покосившееся, отчего Рис потерял опору под ногами. В ноздри ударил омерзительный запах — то ли разлагающейся плоти, то ли гниющих грибов. В мозгу возникла картина совокупления в аду. Он с трудом удержался, чтобы не расстаться со съеденным за вечер.

От удара в спину он рухнул на колени, потом плюхнулся на живот и завозился, чтобы избавиться от придавившей тяжести. Молодой рыхлый стег, совершенно бесформенный в нескольких слоях зловонных тряпок, заменявших этим созданиям одежду, бросил на него испуганный взгляд и поспешно отполз. Рис сел. Пустая голова раскалывалась от боли.

Потолок трактира уже лизали языки пламени. От едкого дыма, наполнившего легкие, Рис надолго закашлялся. Кашель перешел в неукротимую рвоту.

— Говорун… — Приставучий абориген коснулся его окровавленной клешней. — Говорун! Опасность!

Звуки стегского языка походили на птичий щебет. Разобраться в этих трелях и пощелкивании было трудно и на свежую голову, а сейчас — и вовсе невозможно. Хорошо, если он улавливал единственное словечко из целой очереди.

Он зажмурился от жгучего дыма. Визг вокруг был таким невыносимым, что хотелось заткнуть уши. «Наверное, я сейчас умру», — пронеслось в голове.

Если здесь и было преувеличение, то небольшое. Не сейчас, так завтра, самое позднее — через месяц… Он чувствовал, что все слабее сопротивляется подползающей смерти. Зит уже сжимал его сердце гибельной хваткой. Перед мысленным взором мелькнула на миг, чтобы тотчас исчезнуть, пленительная картина: изумрудные холмы, сапфировое озеро. Если он не избавится от пагубной привычки, то не доживет до встречи с Землей.

Потом раздался удар, предназначенный ему, скрежет, стук, звон — это его волокли через опрокинутые скамейки, по осколкам посуды. Он был слишком слаб, чтобы оказать сопротивление.

Прошлой ночью какой-то туземец пытался что-то ему сообщить.

Отстав на шаг от жены комиссара и ее спутниц, прочесывавших одежные ряды базара, он напряженно рылся в памяти. Стараясь, чтобы его занятие осталось незаметным, он открыл фляжку с зитом и сделал небольшой целебный глоток. Демон, обитавший во фляжке, промчался по его сосудам, как жидкое пламя, ускорив сердцебиение.

Опыт и трезвых дней, и хмельных подсказывал: язык стегов сложнее языка любых других разумных существ в пределах Плеча Ориона. Еще первые лингвисты во времена, предшествовавшие Гильдии, учили, что примитивных, достойных презрения языков не бывает. Истина, проверенная на Земле, лишний раз подтвердилась в Руке Ориона: все языки, обнаруженные когда-либо Гильдией Ксенолингвистов, оказывались изощренными ровно в той степени, в какой это бывало необходимо тем, кто на них говорил. С другой стороны, даже Гильдия на застрахована от ошибок: стегти, язык жителей планеты Кришна, мог оказаться исключением из правила.

У Риса раскалывалась голова, словно он неоднократно врезался лбом в стену, кожа была покрыта липким потом, в горле скребло, как будто туда насыпали песка. Он никак не мог припомнить, каким образом оказался дома, в кварталах Нью-Бомбея.