«Если», 2001 № 05

Однако, на его взгляд, девочка не выглядела больной. До Риса дошло, что она что-то бормочет — тихо, почти беззвучно повторяя одно и то же. Он бы назвал это пением, хотя и это было неточно… Рис похолодел. От догадок, одна невероятнее другой, у него зашевелились волосы. Он упал перед ребенком на колени. Звуки тотчас стихли.

— Детка, повтори еще раз, для меня, — попросил он. — Пожалуйста!

— Что это? — удивилась Лита.

Джилан засунула в рот большой палец и уставилась на него широко раскрытыми глазами.

— Где ситар? Неси его сюда!

Лита тут же принесла инструмент. Рис стал перебирать все пять струн, подыскивая верные ноты для тональностей стегти: соль-диез, ля, си-бемоль, си. Казалось, Джилан внимательно слушает. Он принялся с воодушевлением извлекать из ситара эти четыре звука; получилось подобие мелодии.

— Что вы делаете, Данио?

Джилан открыла рот и пропела ноту. Он понял, что слышит не си, а что-то между си и до. Корпус-орех изменял тональность инструмента, и звуки теперь лучше соответствовали мелодии стегти. Он быстро подстроил инструмент. Звуки обрели объем. У него затряслись руки, когда он понял, что слышит дифтонг, названный Первой-Среди-Матерей буквой «Виу».

— Данио?..

— Беги за Первой-Среди-Матерей! Встретимся в пещере.

Он перебросил ситар через плечо, схватил одной рукой комок глины и пишущий «прибор», другой прижал к себе малышку. Пока он бежал, ее щека, елозившая по его лицу, едва не обожгла его.

В маленькой пещере горели свечи, освещающие причудливую конфигурацию из костей, оставшуюся на полу. Он спустил Джилан с рук. Девочка молча смотрела на него, громко и прерывисто дыша.

— Это ненадолго, детка.

«Язык изобретают дети», — учила Гильдия. Раз так, почему бы не алфавит, по крайней мере, маленький его кусочек? Ребенок был тем самым необходимым ему чистым источником. Пусть ее родители прилетели с Земли, зато она сама родилась на Не-Здесь — теперь местное название планеты казалось ему более пригодным, чем придуманное колонистами; за свою короткую жизнь она еще не произнесла ни одного англо-индийского словечка. То был изящный компромисс, близкий к идеалу. Главное, чтобы на него согласилась Первая-Среди-Матерей.

— Ты передумал, Говорун?

Ее затуманенные глаза блестели в полумраке, как перламутр. Она выпрямилась и была сейчас почти с Литу ростом.

Он аккуратно подбирал слова.

— Мы можем договориться, Первая-Среди-Матерей.

— Хватит торговли. Решение одно: дай мне знак для последнего, самого священного звука.

— Я не могу тебе его дать. Для этого у меня не хватает дара, и это навлекло бы на вас беду. Вместо меня это сделает ребенок с Перекрестка Печали, рожденный на Не-Здесь. Врагим по крови, вскормленная стегским молоком. Позволь ей попробовать.

Первая-Среди-Матерей смотрела не него с молчаливым недоверием.

— Символ, которого ты ждешь от меня, — продолжил он убедительным тоном, — был бы чуждым твоему миру, пойми!

Ждать пришлось долго. Мать ничего не отвечала, но и не накладывала на попытку абсолютный запрет. Он взял на изготовку ситар и тронул струну ногтем правого указательного пальца. Получилось до, сниженное на полтона. Девочка таращила на него глаза, сосала палец и пускала слюни.

— Ну же, детка! — поторопил он ее. — Спой мне!

Он извлек из ситара ту же ноту. Тогда Джилан вынула изо рта палец и повторила звук голосом.

Первая-Среди-Матерей вскрикнула от удивления. Когда звук затих, он сыграл его еще раз. Девочка снова озвучила дифтонг. Теперь к ее голоску присоединился сильный голос старухи.

Рис прижал струны ладонью, прекратив вибрацию. Девочка вопросительно посмотрела на него. Он поставил ситар и протянул ей глиняную дощечку.

— Нарисуй звук, Джилан. Нарисуй «Виу» вот здесь, на глине.

Она взяла у него дощечку и палочку, чтобы, немного помедлив, приступить к работе. Единственным звуком, нарушавшим тишину в пещере, было в эти минуты дыхание старательного ребенка. Несколько раз она стирала изображение и бралась за дело снова. Наконец девочка придирчиво уставилась на свой рисунок, наклонив голову. Потом дощечка была отдана взрослым — но не Рису, а Первой-Среди-Матерей.

Старшая сестра испуганно смотрела на него поверх головки Джилан. Первая-Среди-Матерей присела в реверансе и почтительно приняла дощечку, как реликвию, чтобы надолго впиться в нее взглядом.

— Я принимаю последний знак, — торжественно провозгласила она, когда люди уже были готовы расстаться с надеждой.

Рис тоже прирос взглядом к детскому рисунку. На глине красовался примитивный силуэт птички. Только что его бил озноб, теперь прошиб пот.

Первая-Среди-Матерей положила дощечку на землю и взяла детскую ладошку обеими руками.

— Это должно быть написано на кости.

Лита первой проникла в зловещий смысл этих слов.

— Не смей резать моей сестре палец! Не позволю!

И она прыгнула на Первую-Среди-Матерей, едва не опрокинув ее вместе с сестрой. Но Мать эта выходка не оскорбила: Рис увидел ее снисходительную улыбку — уродливую щель, в которую превратился прочти безгубый рот. Завладев рукой ребенка, она демонстрировала, кому принадлежит власть.