«Если», 2005 № 05

Два с лишним часа Юриспруда делала свое дело, Тортила — свое, Лилечка носила им обеим чай и кофе, а Калибан томился. Он бродил по кабинету взад-вперед, выходил на улицу посмотреть на «фольксваген-жук» (тот действительно оказался ярко-желтого цвета) и время от времени подключался то к Тортиле, доящей свои неназываемые «источники», то к Юриспруде, объяснявшей новоиспеченной клиентке тонкости предстоящего дела.

— …физическая близость исключена совершенно. Это подстатейное дело, мы всегда четко предупреждаем наших клиентов: во время операции исключена физическая близость с кем бы то ни было…

— Грошева Ирина Валерьевна, — бормотала Тортила, уткнувшись в экран. — Двадцать четыре года. Не замужем. Родители… это сбросим в отдельный файл. Школу закончила с серебряной медалью, три года проучилась на филфаке, бросила. Лошади… в данный момент у нее собственная кобыла на ипподроме, жеребца в прошлом году продали… Подруги. Друзья. Интересы…

— Татьяна Брониславовна, — Калибан чувствовал, что нервничает все больше. — Ее интересы у нее на лбу написаны. Вы мне Максимова добывайте. Это каким же надо быть идиотом, чтобы бросить такую роскошную телку?!

К трем часам дня Юриспруда объявила работу в общем законченной и переслала Калибану договор. Он пробежал его по диагонали — ни поправить, ни улучшить Юриспрудину работу никому еще не удавалось. Веселым голосом объявил подписание; из маленького холодильника, спрятанного под конторкой, секретарша Лилечка извлекла бутылку шампанского.

— Я за рулем, — напряженно сказала клиентка.

— Ира, — Калибан заглянул ей в глаза. — Для пользы дела надо, чтобы сегодня вы не были за рулем. Позвоните кому-нибудь — пусть заберут машину.

Долю секунды они смотрели друг на друга.

— Я боюсь гипнотизеров, — призналась Ирина с нервным смешком.

— А вот это напрасно! — Калибан рассмеялся. — Чего нас бояться?

* * *

День сменился вечером. Лиля принесла обед, а потом и ужин из соседнего ресторанчика. Калибан болтал и смеялся, Ирина, разогретая алкоголем, наконец-то сбросила напряжение. Калибан, уже успевший почитать кое-что про фигуранта Максимова, слушал ее откровения и все пытался понять: чего ему еще надо-то, бывшему стриптизеру?

В десять вечера за Ириной пришло такси, и Калибан проводил ее, еще раз удостоверившись, что между ним и клиенткой установилась «крепкая девчоночья дружба».

Тортила сидела в своей берлоге, жевала бутерброд с докторской колбасой, поглядывала на монитор, где прокручивалась видеозапись какой-то тусовочной вечеринки с Грошевой в главной роли.

— Плохие новости, — сказала Тортила. — Максимов улетел в Анталию и вернется только послезавтра. А после-послезавтра у него самолет в час дня. Такое впечатление, что придется брать его прямо в аэропорту.

У Калибана ослабли колени. Он опустился на вертящийся стул.

— Когда вы узнали?

— Только что. Коля, не волнуйтесь. Экстрим ситуации — он же на пользу. Вы всегда блестяще работаете, когда знаете, что отступать некуда…

— Спасибо, — горестно вздохнул Калибан.

Вошла Юриспруда, остановилась в дверях. Пыль вызывала у нее аллергический насморк, к тому же она по натуре была чистоплюйка.

— Я пойду? — спросила Юриспруда, подчеркнуто обращаясь к Калибану. С Тортилой они вечно цапались, в последний раз, как видно — сегодня утром.

— Иди, — Калибан помассировал шею. — Завтра у тебя отгул.

— Спокойной ночи, — Юриспруда удалилась, покачивая бедрами.

— Курица, — неодобрительно пробормотала Тортила. — Ну ладно, Коля. Что мы имеем?

* * *

— Надо же, — Ирина нервно кусала губы. — У вас тут уютненько…

Маленькая комната, примыкающая к кабинету Тортилы, вся уставлена была вазонами и аквариумами, декоративными фонтанами, статуэтками и прочей дребеденью, призванной отвлекать клиента от главного — от кресла с откидной спинкой. Кресло было сделано на заказ и, по идее, не должно вызывать неприятных ассоциаций с зубоврачебным.

— Садитесь, Ира. Представьте, что вы на приеме у косметолога…

Пока Ирина устраивалась в кресле поудобнее, ерзала и напряженно посмеивалась, Калибан еще раз оценил ее сегодняшний «экстерьер». Он заранее просил, чтобы макияж и одежда не были слишком яркими или, упаси Боже, агрессивными: женственность, благородство, мягкость — и несгибаемая воля, вот на что будем делать акцент…

Он включил музыку:

— Спите, Ирочка. Когда вы проснетесь, он снова будет ваш.

— Правда? — спросила она, совершенно по-детски хлопнув глазищами. — Я… его люблю.

— Он ваш, — Калибан по-отечески коснулся ее плеча.

— А… если я не смогу заснуть?

— Спите, — сказал он повелительно. — Сейчас я буду считать до десяти, на счет десять вы погрузитесь в сон. Раз… два…

Лампы дневного света пригасли. Стена напротив кресла осветилась — и превратилась в экран. Калибан предусмотрительно отвел глаза: все эти качания-бульканья-перетекания из пустого в порожнее нагоняли на него тошноту.

— …Девять… Десять. Вы крепко спите. Вы проснетесь, когда я вам скажу. Не раньше.