«Если», 2008 № 07

– Это всего лишь твои догадки.

—  А я чертовски хороший догадчик, – заявил я. – Даже если Рой мертв, все эти жуки одинаковы. Все как один. Каждый день разные, но все одинаковые. И почему, черт возьми, они всегда приходят ровно в 09:17?!

—  Возможно, та малая толика сочувствия до сих пор жива, даже если Иклаки, в котором она возникла, был уничтожен Роем, – сказала Пола, теребя пальцами прядь длинных волос. – Когда того Иклаки снова засосало в Рой, быть может, в процессе этого квант милосердия сохранился… и распределился по всему Рой-разуму.

Я покачал головой.

—  Я инженер-нанотехник, а не физик… Но даже мне известно, что ни один квант нельзя поделить на девять миллионов тараканов.

—  Квантовая физика – неплохой способ для понимания Роя, – проговорила Пола, рассеянно накручивая локон на палец. – Мы до сих пор не знаем, каким образом Рой-члены колонии Иклакик здесь, на Летее, были телепатически связаны с остальным Роем на своей родине. А ведь они были связаны. Этакое спиритическое воздействие на расстоянии. Более известное как квантовая нелокальность. – Она отпустила прядку, и та легко соскользнула с ее пальцев. – Гидеон, тебе знакомо такое понятие, как идентичность?

– Ты имеешь в виду квантовый парадокс? Пола кивнула.

– Когда электрон освобождает квантовый уровень и на его место встает другой электрон, второй электрон становится предыдущим. Он абсолютно идентичен тому, который занимал этот уровень прежде.

– А при чем тут щелкуны?

Она встала и двинулась ко мне своей качающейся походкой. Я поспешно спрятал руки за спину.

Она осторожно протянула руку к моему лбу. Я напрягся, хотел отстраниться, но она все же дотронулась до меня и погладила зарубцевавшуюся кожу.

– Подумай, Гидеон, – прошептала она. – Может, Рой и правда умер. Но та единственная элементарная частица сострадания… Что если она сохранилась и теперь одинаково живет во всех Иклакик, которые когда-то были частью Рой-разума? Память об этом сострадании распределилась по всему Рою, запечатлелась во всех сознаниях. И может, ни один из тех Иклакик, что приходили просить тебя о прошении, не лжет: может, каждый бывший Рой-гражданин искренне помнит, как он был тем самым единственным членом Роя, который пытался тебе помочь.

– Выходит, все девять миллионов – это тот единственный, кто не виноват, и ни один из них не входит в те девять виновных миллионов? – Я уставился на Полу. – Знаешь, тебе, наверное, лучше уйти.

Уголки ее изуродованного рта изогнулись.

– Если все Иклакик одинаково виновны, то, возможно, и все они заслуживают одинакового уважения за тот единичный акт сострадания. Может, этот порыв доброты исходил не от какого-то отдельного Иклаки. Может, этот квант жалости был порожден самим Роем – как первая попытка самоотрицания, – и этот единственный квант жалости, существовавший во всем Рое, просто проявился в том Иклаки, который помог тебе… по чистой случайности, так сказать, наобум.

Я ничего не произнес в ответ.

Пола улыбнулась мне своей диагональной улыбкой:

– Принцип прощения Гейзенберга.

Я дотронулся до нее правой рукой. Она запрокинула голову и поцеловала меня. Ее губы, как и моя душа, были неправильной формы, и все же подходили друг другу.

На следующий день

Раннее утро. Первичная луна почти в зените, но уже светло, и мандариновое солнце высоко поднялось в кашеобразное небо. Я сверился с датчиками: 08:40. Просыпаясь, я чувствовал, что чего-то не хватает, и теперь понял – чего. В первый раз – за какой же срок? – я проспал фазу быстрого сна, не видя кошмаров.

Пола все еще спала рядом, на импровизированной кушетке. У такого нелюдима, как я, нет спальни для гостей, поэтому, когда Пола решила остаться на ночь, пришлось срочно что-то изобретать.

Два года я находился внутри сознания Полы без ее разрешения, точно так же, как и она была внутри моего сознания. А теперь я снова смотрю на нее снаружи и не могу поверить, как она прекрасна.

Я пошел в лабораторию, загрузил монитор и поставил завариваться амнезийный чай, а сам сел писать программу для новой партии на-ноботов. Им предстоит как следует потрудиться.

Я не могу просить Полу участвовать в таком рискованном эксперименте – по широкомасштабному удалению памяти. Испытаю лучшс на себе, а то вдруг что-нибудь не заладится. Тщательно задокументирую все свои разработки и оставлю запись для Полы. Если она захочет последовать за мной в страну Амнезиландию, я буду ждать.

Я хочу попытаться. Попытаться вспомнить все свои мучения: и камеру, и бак, и Рой. Попытаться вновь испытать пережитое, переместить его в кратковременную память, чтобы все синапсы выстрелили в те сырно-дырчатые клетки мозга, что у меня остались… А потом стереть их все разом. Нашествие Роя, его последствия и те двадцать два месяца, что были между тем и другим. Только Богу и дьяволу известно, какую ложную память изобретет мое подсознание, чтобы сознание не заметило трехлетней пустоты в моей башке.

Интересно, а Полу я тоже забуду? Нет. Не забуду.