«Если», 2009 № 06

Теперь началась самая тяжелая часть работы — тяжелая потому, что требовала много времени и не имелось никакой возможности ускорить этот этап процесса. Нам предстояло записать сенсорные реакции Сары на каждый из 237 образцов различных тканей. Мы разложили кусочки тканей на полу. Сара по очереди прикасалась к каждому, ощущая кончиками пальцев текстуру и плотность ткани, а микросхемы в это время регистрировали гальваническую реакцию ее кожи. Одновременно мы записывали изменения ЭОГ в ее глазах с помощью дифференциальных усилителей в тиаре. Затем мы стали прикладывать случайно выбранные кусочки тканей к коже Сары в случайно выбранных квадратиках нательной сетки, прижимая их с разным давлением, и записывали разность электрических потенциалов. Кусочек бархата, плотно прижатый к правой подмышке, ощущался совершенно иначе, чем тот же бархат, которым легко провели по внутренней стороне левого бедра. Тело и разум Сары выдавали разные сенсорные реакции для каждой ткани… и ее реакция менялась, когда ткань перемещалась по телу или когда давление увеличивалось или уменьшалось. В идеале мне хотелось испытать каждую из 237 тканей в каждом квадратике ее нательной сетки и при шести уровнях давления, записывая гальваническую и ЭОГ-реакцию Сары на каждом уровне. Но у нас не было времени на такое количество комбинаций. Сара испытала большую часть тканей на самых чувствительных участках тела, и я надеялся, что мы сможем экстраполировать измеренные значения на остальные участки ее тела.

Потом Сара упомянула нечто такое, о чем я не подумал: на ее реакцию на кусочек ткани влияют не только тактильные ощущения, но и запах ткани. Пока Сара одевалась, я велел Грегу и Лорен встроить электроэнцефалографические рецепторы в ее тиару, чтобы записывать обонятельные реакции Сары. Затем она снова перебрала кусочки тканей, концентрируясь на запахе каждой, а тиара в это время записывала ее реакции и передавала их в аналого-цифровой преобразователь.

Пиарщики Маккоркиндейла в этом году запланировали проведение банкета в одном аристократическом отеле. Я велел Грегу раздобыть план банкетного зала и прилегающих помещений, чтобы мы смогли заранее подумать, где установить АЦП и источник питания для всей электроники. Нам требовалось такое место, где их никто не увидит до триумфального появления Сары.

Времени оставалось все меньше…

* * *

— Есть минутка, Нат? — спросила Лорен, когда я вышел из проекционной комнаты.

— Минута — это все, что у меня есть, — ответил я, закрывая дверь проекционной. Обычно мы использовали ее для показа фильмов или видеозаписей во время отчетных совещаний работников лаборатории. Сейчас я реквизировал ее для проекта по наноткани. Там сидел Грег с видеомагнитофоном, выводя на экран видеозапись, которую они подготовили вместе с Лорен, — ортографические проекции всех рукавов, боковин, воротников и прочих деталей всех платьев, юбок и аксессуаров из нашей базы данных, причем каждое изображение выводилось на долю секунды. В темной комнате тиара Сары регистрировала ее подсознательные реакции и движения глаз, перед которыми мелькало изображение за изображением. Рядом пристроился АЦП — что-то похмыкивая и пощелкивая, он терпеливо записывал реакцию Сары на каждую увиденную картинку. Закрывая дверь и оставляя Сару в темноте, я услышал, как она пробормотала:

— Пока что это моя любимая часть работы — я сижу и разглядываю наряды… и все это ради науки.

Лорен подергала меня за рукав. Я дал ей знак, чтобы она пошла за мной — я направлялся в биохимическую лабораторию, где выращивал нуклеотиды. Когда мы вошли в лифт, я потянулся к кнопке этажа, где располагалась биохимическая лаборатория. Но Лорен мягко перехватила руку и направила мой палец к кнопке инженерного этажа.

— Мне надо вам кое-что показать, — сказала она. — Ничего личного, шеф, но этот проект следовало бы с самого начала возглавить женщине. Мы разрабатываем меняющую форму одежду для женщины, но вы продолжаете мыслить категориями мужской одежды.

Я понял, что Лорен имеет в виду некий неучтенный мною фактор, но какой именно, догадаться не мог. Поэтому я спросил прямо:

— Мужская одежда, женская одежда. Рискую задать дурацкий вопрос, но все же спрошу: в чем разница?

— О, отличий много. Мужская одежда всего лишь прикрывает тело… или позволяет ему выпячиваться, как предпочитают некоторые.

Глаза Лорен скользнули по моей талии, и я подтянул живот. Она продолжила:

— Женская одежда включает физическое напряжение, чтобы изменить форму тела внутри нее. Жесткие вставочки здесь, проволочки там, ну, может быть, и высокие каблуки для полноты картины. Разница очень тонкая, но у женщины одетой и женщины раздетой форма тела разная: некоторые его части сдавливаются, растягиваются или сжимаются так, как мужчинам никогда не догадаться.

— И ты утверждаешь, что это важно? — уточнил я.

Лорен улыбнулась, словно выдавая женский секрет: