«Если», 2012 № 04

Захария кивнул, однако вид у него был растерянный. Через какое-то время он сказал:

— Вообще-то я удивлен, что папа позволил тебе это увидеть.

— Вот как?

— Были попытки украсть сторожевых пчел, когда они еще только появились. Не слышал, чтобы кому-то это удалось, но ульев было разорено предостаточно. И даже когда несколько воров были убиты пчелами, все равно пытались красть. Так что фермеры стали очень осторожно делиться даже простейшей информацией.

— Наверное, это оправдано, — отозвался Дэвид, всем своим тоном давая понять, что склоняется к обратному.

— Не, отец прав, — заявил Захария. — Секретничать об основах пчеловодства бессмысленно. Все это известно еще со времен Древнего Египта.

— Что, правда? — едва не рассмеялся Дэвид. Ему только сейчас пришло в голову: за все те часы, что он провел за изучением работ ученых, выведших сторожевых пчел, он так и не удосужился ознакомиться с ранней историей пчеловодства.

— Люди разводят пчел по меньшей мере четыре тысячелетия.

— Вот все это я и стараюсь узнать, — заверил Дэвид Захарию. — А механизмы идентификации угрозы сторожевых пчел мне знать незачем.

Тот нахмурился и ничего не ответил.

Осознав, что возбудил у Захарии подозрения, Дэвид стал соображать, как бы сменить тему. Не в состоянии придумать что-либо получше, он задрал штанину защитного костюма, оголив чуть более сантиметра лодыжки. Немедленно появилась пчела, и Дэвид тут же повернул стопу так, чтобы зажать насекомое под верхней частью ботинка.

— Ах ты сука!

— Что?!

— Пчелиное жало, — ответил Дэвид, пятясь от улья. — Лодыжка.

— Дай-ка взгляну.

Захария опустился на колени и осмотрел указанное Дэвидом место:

— Угу. Вижу жало.

— Ну так выдерни его! Охренеть как больно!

— Его нельзя выдергивать. Так выдавится еще больше яда. Его нужно выскабливать, вот так.

— Черт!

— Вот оно! Тебе надо в дом. В яде содержатся сигнальные белки, которые приманивают других пчел. Укушенный должен держаться подальше от ульев двадцать четыре часа.

Направляясь к дому, Дэвид мысленно проклинал себя. Он-то надеялся умерить подозрения, выставив себя невеждой, однако замысел явно обернулся против него.

Ему не требовалось выспрашивать о механизмах идентификации угрозы. Он и так о них знал.

Затянутая сеткой веранда служила защитой от пчел. Наличие подобного места, разумеется, являлось непреложной мерой безопасности. Миссис Уэр принесла ему обед, а попозже подушку и пару одеял.

— Шезлонг — не бог весть какая постель, но на одну ночь сойдет, как считаешь?

Дэвид уверил ее, что все прекрасно, однако не мог сомкнуть глаз даже через час после того, как все поднялись наверх и дом погрузился в темноту и тишину.

Поэтому он не спал, когда пришла Найоми.

Ночная рубашка на ней была до самых пят и с высоким воротником, но ткань такая тонкая, что ее просвечивал даже лунный свет, являя Дэвиду все изгибы тела девушки.

Она подошла к изножью кровати и откинула одеяло с его ступни. Потом опустилась на колени, отклонив голову, чтобы луна осветила ужаленное место. Она склонилась и поцеловала ранку, надолго прильнув к ней губами. А потом, положив ногу на шезлонг, встала над ним и снова наклонилась, на этот раз, чтобы поцеловать его в губы.

Опасаясь даже шептать из страха привлечь внимание ее отца или брата, Дэвид обнял ее и привлек к себе.

Миссис Уэр принесла завтрак на веранду рано.

Дэвид ел, думая о Найоми. О ее коже — такой холодной на ночном воздухе и такой горячей в его объятиях. Вспоминал мельчайшие движения ее губ, преображавшие ее улыбку из застенчивой в дерзкую, из озорной в вызывающую.

Она осталась надолго. Они оба уснули, несмотря на неудобства шезлонга, и ушла Найоми, только когда птицы подняли утреннюю суматоху. Она прокралась в дом, остановившись лишь на миг, чтобы беззвучно рассмеяться над его беспокойством, что ее могут застать с ним.

После этого он спал лишь урывками: прежнее глубокое расслабление полностью улетучилось.

Около девяти часов явился Эзикиел. Он стоял перед верандой, таращась сквозь сетку, и на лице его читались гнев и разочарование. Дэвид посмотрел по сторонам и к своему удивлению не обнаружил маячившего поблизости Захарию с дробовиком. Но потом понял, что в оружии нет необходимости. Открыть сетчатую дверь — все равно что пристрелить его.

После долгого молчания Эзикиел наконец заговорил:

— Многие пытались украсть биотехнологию сторожевых пчел.

— Что? — Первоначальная волна облегчения немедленно рассеялась при мысли, что его небрежность возбудила у Захарии подозрения. — Мистер Уэр, я…

Эзикиел оборвал его резким жестом.

— Это невозможно. Если они тебя не узнают, то владеть ими так же опасно, как и совершить нападение.

Дэвид ничего не ответил, но не мог удержаться, чтобы мысленно не просмотреть все известное о неудавшихся попытках — о мертвых роях и мертвых ворах.

Эзикиел долго молчал, потом невесело усмехнулся и продолжил: