Если б мы не любили так нежно

И сказал Господь Моисею, говоря: «Объяви сынам Израилевым и скажи им: если изменит кому жена, и нарушит верность к нему, и преспит кто с нею и излиет семя, и это будет скрыто от глаз мужа ее, и она осквернится тайно, и не будет на нее свидетеля и не будет уличена, и найдет на него дух ревности, и будет ревновать жену свою, когда она осквернена, или найдет на него дух ревности, и он будет ревновать жену свою, когда она не осквернена: пусть приведет муж жену свою к священнику… священник пусть приведет и поставит ее пред лицо Господне… и обнажит голову жены, и даст ей в руки приношение воспоминания, — это приношение ревнования, в руке же у священника будет горькая вода, наводящая проклятие. И заклянет ее священник, и скажет жене: если никто не преспал с тобою, и ты не осквернилась и не изменила мужу своему, то невредима будешь от сей горькой воды, наводящей проклятие; но если ты изменила мужу твоему и осквернилась, и если кто преспал с тобою, кроме мужа твоего, да предаст тебя Господь проклятию и клятве в народе твоем, и да соделает Господь лоно твое опавшим и живот твой опухшим; и да пройдет вода сия, наводящая проклятие, во внутренность твою… и будет жена проклятою в народе своем. Если же жена не осквернилась и была чиста, то останется невредимою и будет оплодотворяема семенем. Вот закон о ревновании… И будет муж чист от греха, а жена понесет на себе грех свой…»

Прочитал. Подумал. Порвал. Не те слова, не те слова…

А слова найти надо. И он их найдет. Найдет.

24 февраля 1633 года на западной днепровской заставе подняли под вечер тревогу. По снежной целине к Смоленску ринулся конно-пеший отряд ляхов. Князья Прозоровский и Белосельский разбили его наголову, обратили в бегство, многих врагов перебили, взяли в плен 327 жолнеров. На допросах узнали, что отряд этот был послан Гонсевским из Красного. Шеин отписал Царю об этой малой победе — больше, увы, ему нечем было похвастать.

— За всю войну эту, — сказал в июле, на восьмой месяц осады, Шеин Лермонту, — ты ни разу не бывал дома, не ездил в Москву. Небось рвешься к своим. Так вот. Посылаю тебя в столицу по важному делу. От Трубы мы ничего не дождемся. Одну имею надежду — на купца Никитникова. Другого такого богатея в Москве нет, — у него сам Царь взаймы берет, а мне сам Бог велел. Передашь ему письмо от меня, расскажешь, как нам тут трудно. Даст денег — закупишь порох, пушечный снаряд, солонины, хлеба и привезешь все сюда. Я тебе полностью доверяю. А Никитников — прелюбопытный человечище, из ярославских мужиков, громадного ума и редкой хитрости купец, русопят от подошвы ног до макушки…

По дороге на Москву проезжал Лермонт мимо куцых обозов с запасом и зарядом. Они еле тащились. Посошные люди не спешили. Подрядчики тоже. Служилым татарам, чувашам, казакам давали по две деньги в день на лошадиный корм. Вид у лошадей был такой, ровно они одним лишь святым духом питались. В станах подводчики резали яловиц, одну на восемьдесят человек, или одного барана на десять человек, варили в котлах похлебку с крупой. Ближе к Москве можно было еще купить соль. Не хватало овса и сена для лошадей, а нужно было на десять одров по четвертке овса да по острамку сена.

Никитникова почитали на Москве первым из двадцати двух именитых «гостей» на Москве, если не считать двоих братьев Строгановых, временно пребывавших в это время в столице по своим купецким делам. В то время купецкое сословие окончательно выделилось из разряда тягловых людей в городские или посадские люди. Во всех городах государства, кроме Москвы, разбивались купцы на три разряда: лучшие, средние и молодшие. В белокаменной же высшее звание жаловалось гостям, богатейшим купцам первой, так сказать, гильдии, имевшим не менее двадцати тысяч рублей годового дохода. Гости были близки к высочайшей особе Государя и не платили пошлин, могли скупать вотчины и, имея доступ к казне через высокие государственные должности, были первыми казнокрадами. Членами гостинной или суконной сотни состояли около четырехсот богатых купчин среднего помола. Эти уступали гостям в весе своих денежных мешков и в чести. Купцы низшего звания входили в черные сотни и государевы слободы, коих было тогда десять.